Война в 16. Из кадетов в «диверсанты»

Я очень хорошо помню день, когда уехал директор морга и увёз свою семью. Ты мне об этом сказал. Осуждать, обвинять, Боже упаси, он обычный гражданский человек и не подписывался на всё это — он просто спасал свою семью. А потом появился ополченец Дровосек. Если бы не он, я бы, наверное, сошла с ума, потому что заниматься одновременно ранеными, обеспечением и моргом было физически невозможно. Я помню, когда мы отдавали Севера с Цыганом, это последние тела, которые мы отдали на Донецк или куда-либо из Славянска, потому что потом дорога начала полностью простреливаться, и вывозить тела просто не было возможности. Мы не имели права подвергать такой опасности родственников. Плюс — хранить негде, бальзамировать нечем, да и специалистов в такой области не было. Поэтому хоронили в тот же день. Я очень надеюсь, что наша Аллея Славы сохранится, дождётся нашей Победы, когда мы сможем вернуться в Славянск и восстановить памятники и могилы.

Чудо (продолжение боя 3 июня)

Нам нужно было вернуться обратно в Семёновку, где всё ещё продолжался бой. Но на обратном пути Моторола поставил Вохе и мне задачу привезти на передовую ребятам гранаты для СПГ (станкового противотанкового гранатомёта). Мы заехали в СБУ и забрали несколько СПГшных гранат. В придачу нам ещё погрузили в машину ПЗРК.

Со всем этим взрывоопасным добром мы помчались обратно в бой. Когда мы подъезжали к перекрёстку, у меня появилось неприятное предчувствие. Я не сильно верю во все эти интуитивные штучки, но тогда у меня хорошо запечатлелась в памяти нарастающая тревога. Причём она появилась не из-за того, что мы подъезжали к обстреливаемой Семёновке. У меня как будто онемело всё лицо, я ехал и где-то глубоко в голове «пульсировала» мысль — смерть очень близко, ближе, чем когда-либо, ближе, чем ты думаешь.

Перед поворотом на трассу Харьков — Ростов с прямой танковой наводкой, Воха достал рацию и вызвал Моторолу. Вдруг я вспомнил, что велика вероятность прослушки наших радиостанций и ничего лишнего в этот момент сказать нельзя. Только я открыл рот, чтобы предупредить Boxy об этом, он говорит Мотороле:

— Готовьтесь, везём вам «игрушку», уже подъезжаем.

Естественно, под словом «игрушка» подразумевалось какое-либо вооружение, в нашем случае — гранаты для СПГ. Вполне возможно, что укры могли услышать это сообщение и среагировать на него.

Доставить вооружение на передок мы могли несколькими способами. Например, проехать на большой скорости простреливаемую дорогу и через посёлок уже доехать к ребятам. Но Воха решил, что объезжать долго, а времени у нас нет, поэтому повернул из Славянска на трассу Харьков — Ростов и дал по газам. Это та же дорога, на которой стояли укровские танки и БТРы. До них было меньше километра. Буквально полминуты нам было нужно проехать по этой дороге, чтобы повернуть в посёлок и спрятать машину за домами. Но я всем телом почувствовал, что времени этого у нас нет. Вдалеке виднелся резервный танк, который не участвовал активно в бою, а просто периодически долбил по нашим позициям. Я ни капли не сомневался, что танк выстрелит. И он выстрелил.

Выстрел! Кто когда-нибудь его слышал — уже ни с чем не перепутает: ни с залпом миномётов, ни с разрывом снаряда. Хоть на улице светило солнце, но вспышка казалась очень яркой. То ли в этот момент, то ли за секунду до неё Воха плавно вывернул руль вправо, как будто собираясь выехать с дороги на обочину. Мне показалось, что время замедлилось. Всё происходило плавно и постепенно. Со мной случилось то, что называют: «Вся жизнь перед глазами промелькнула». Во рту мгновенно пересохло. Глядя на Boxy, можно было сказать то же самое.

Танковый снаряд пролетел слева от машины и разорвался в «Околице» — одном из ларьков на семёновском перекрёстке. Воха ехал с опущенными окнами, и после выстрела мне на мгновение показалось, что пролетающий снаряд обдал нас тёплым воздухом. Позже, когда я спросил Boxy про его ощущения, он ответил, что чувствовал то же самое.