Война в 16. Из кадетов в «диверсанты»

Конечно, возможно, мы себе всё это придумали — и про воздух, и про то, что если бы Воха немного не повернул машину вправо, то снаряд точно бы в нас попал. Но одинаковые ощущения были у нас обоих.

После выстрела, который застал нас где-то на середине дороги, до поворота мы ехали с «мёртвыми» лицами. Каждый из нас осознавал, насколько он близок к гибели, тем более что в машине мы везли столько взрывоопасного вооружения, что любой трассер в лобовое стекло — и мы взлетели бы на воздух.

Несмотря на ошарашенность, я пытался отсчитать после вспышки в уме восемь секунд, за которые мы должны успеть повернуть вправо и укрыться в посёлке. Иначе танк успел бы перезарядить пушку, и тогда он бы не промахнулся. То ли из фильма, то ли кто-то из опытных бойцов мне до этого говорил, что для перезарядки танку между выстрелами необходимо восемь секунд.

Воха в свои двадцать с копейками с машиной обращался так, будто бы она была продолжением его тела.

Он не только интуитивно повернул машину вправо перед предполагаемым выстрелом, но и смог буквально за четыре секунды свернуть на большой скорости в канаву, не перевернуться и заехать в посёлок.

Мы были спасены от участи прямого танкового расстрела. Но не успел я досчитать и до семи секунд, выстрел всё же раздался. Как я позже узнал, скорость механизма заряжания зависит от модификации самого танка или пушки. Поэтому восемь секунд — это не устойчивое правило, танк может весь конвейер — 28 снарядов — за минуту выпустить.

Для танкиста, видимо, нас убить было делом чести. Снаряд попал в дом, за которым мы успели остановить машину, несколько обломков кирпичей упало нам на крышу. Мы живо достали ПЗРК с выстрелами от СПГ и побежали на позиции.

Этот случай мы с Вохой вспоминаем практически одинаково:

«Когда мы с тобой повернули на «дорогу смерти» с СПГ' был не только выстрел этого танка, мы ещё бегали потом с установкой по огородам. Как это было? Ну, ехали мы с тобой вдвоём и решили повернуть там, где мы в принципе всегда поворачивали. Едем, едем, и тут оба как закричим: «Вспышка!» Ну, вспышка и вспышка. Потом машину шатнуло и пролетела хрень — танковый выстрел прям рядом, полметра где-то. Машину шатнуло и где-то сзади взорвалось. Мы потом быстренько проскочили первый переулок, и я дал себе обещание больше там не ездить».

Отмороженный Прапор (продолжение боя 3 июня)

На передовой всегда жарко. Пулемёты БТРов стрелять не прекращали, падали мины, но пехоту к тому времени уже отсекли.

Крот из-за сильного артобстрела всех своих ребят посадил в блиндажи, троих выставил на «глаза» (дозор), ну и сам сидел с ребятами.

Рассказывает Крот:

«После моего выстрела по танку и промаха по группе БТР моего зама, я собрал своих самых: активных бойцов и сказал, что кому-то надо сбегать на “Метелицу” и принести хотя бы одну ракету для “Метиса”.

Все молчат, никто не вызывается бежать, добровольцев нет. Я думаю, ну придётся, наверное, мне бежать. Но тут говорит Орёл: “Я пойду”. Орёл был одним из моих замов.

Я тогда его немного подставил по своему незнанию. Я сказал, что самое опасное — это перебежать через дорогу, а там дальше заброшенная линия окопов. Их отрыли, но никакое подразделение не посадили. Я говорю: “Ты прыгай в этот окоп и по траншее доберёшься до самой гостиницы”.

Он перебежал через дорогу, смотрю, а в окоп не прыгает почему-то. Замешкался возле этого окопа и побежал дальше поверху. И тут я вспомнил, что этот окоп затоплен водой. Я это знал, но в тот момент не вспомнил. А Орёл не решился туда прыгнуть и побежал под пулями и осколками.