Война в 16. Из кадетов в «диверсанты»

Обстрел возобновился, и грохотало где-то совсем рядом, а в некоторых местах уже стали слышны пулемётные очереди. Мы быстро нашли морг и внесли туда тело. В этом морге я оказался впервые и заметил, что он сильно отличался от славянского. В Николаевку война пришла только недавно, и электричество во многих местах было, не то что в Славянске. Вдобавок славянский морг был переполнен телами погибших мирных жителей и нескольких ополченцев, которых я туда привёз. А николаевский морг оставался чистым и незаваленным. Всего в нём лежало около шести тел, которые хранились в многоэтажном холодильнике. Поэтому неприятного запаха практически не было[189].

— Вот что сделали уроды с гражданской женщиной, — приподнимая полотно с окровавленного обезображенного лица, говорю я в камеру. — Это всё украинские военные.

Мои слова заглушили выстрелы из пулемёта.

Найдя свободное место в холодильнике, мы засунули туда тело. Дело сделано. Мы закрыли морг, вернули ключ и поехали домой — на мясокомбинат.

На этом видео[190] показано, как мы едем по раздолбанной Николаевке — вокруг сбитые с деревьев ветки, дыры в асфальте, торчащие хвостовики неразорвавшихся мин, разрушенные газоны. Потом мы проехали возле разбомбленной пятиэтажки, в которой недавно были. С противоположной стороны дома хорошо видно, что украинская артиллерия разрушила целый подъезд до основания — с пятого по первый этаж. Вместе с людьми.

Обернувшись назад, я посмотрел на собачку, которая беззаботно лежала на носилках и виляла хвостом. Этот ротвейлер — единственный, кто остался в живых в злосчастном подъезде. Он единственный, кого мы спасли…

По дороге домой мы проезжали ещё работающую, не разбомбленную Николаевскую ТЭС…

«War-видео» на GoPro

В этот же день, 3 июля, мы вернулись на мясокомбинат. Через несколько часов после того, как мы уехали из Николаевки, укропы, помимо жилых домов, стали бомбить Николаевскую ТЭС. У них, видимо, установка была — максимально разрушать городскую инфраструктуру и по мере сил истребить население. Они быстро добились результата, и ТЭС загорелась красным пламенем, выпуская огромные клубы чёрного дыма. Станция дымила примерно сутки — вся Николаевка осталась без электричества и была вынуждена дышать вредным дымом от продуктов горения.

На мясокомбинате нас встретил Ташкент, которому очень понравился ротвейлер. Он с ним сразу пошёл играться. А мы с Артистом решили отвезти на позиции Крота немного мяса.

За рулём УАЗа сидел я, а Артист терпеливо меня учил и записывал всё происходящее на камеру[191].

— Иди сюда! — закричал Ташкент ротвейлеру, когда тот пошёл обнюхивать одну из наших местных собак.

— Боец Вандал за рулём едет на передовую позицию «подогревать» пацанов, — предупреждает мой напарник.

— Ещё ждать? — спрашиваю я, норовя поскорее тронуться с места.

— Прогреется пусть, — говорит Артист.

— Ты меня снимай. Наведи на меня камеру, — переживаю я.

— Сейчас покажем транспортное передвижение по фронту, по передовым позициям на боевом автомобиле УАЗ. Вот у нас тут автоматы, один с подствольником на случай нападения на нас, — водит камерой по кабине Артист. — Вот здесь у нас возятся как продукты, так и раненые. А шо делать? Другого выхода нет, — показывает кузов машины Артист. — Вот наша собака по кличке Чистый.

Назвали так, потому что он единственный был чистым на мясокомбинате. Остальные собаки недавно искупались на свиноферме в рве, куда стекал весь навоз от свиней.

Артист наводит камеру на дым от теплоэлектростанции:

— Горит, скорее всего, ТЭС в Николаевке.

— Ух, как я плавно [выжал сцепление]. Да? — трогаясь с места, радостно говорю наставнику.

— Ох, как он плавно, — с улыбкой передразнивает меня инструктор.

Перед выездом я перекрестился, Артист повторил за мной и продолжил комментирование:

— Перекрестился. Это означает, что Бог с нами и Бог должен нам помочь, мы надеемся, что Он нам поможет.

— Не должен. Бог нам всегда помогает, просто мы это не всегда замечаем.

— Едем по дороге с прямой танковой наводкой, — хвалится он.

— Едет, главное, неопытный автомобилист.

— На вторую передачу давай, потому что подъём высокий, — учит Артист.

— И нам ничуть не страшно, что прямая танковая наводка… «Home-видео» с «горячей точки», с самого спокойного места, — иронизирует мой друг.

— Не «Home-видео», а «War-видео» тогда уж, — поправляю его.

— Вот мой коллега, боевой товарищ, боевой водитель, — не знает уже что говорить в камеру Артист.

— Какой там боевой. Ещё пока ездить не умею. Но главное, кто учился на войне ездить? Скажите мне? Никто.

— А кто учил на войне? — улыбается Артист.

— Вон леса и поля. Там, вдалеке, ну, не сильно вдалеке, стоят наши, якобы защитники, которые, посмотрите, что делают, — поворачивает камеру Артист.

— Ты о чём говоришь? Какие защитники? — начинаю возмущаться.

— Я имею в виду украинскую нацгвардию. Они же заявляют, будто сюда спасать едут. Вернее, не нас, а мирных жителей, которых мы снабжаем едой, вывозим раненых и убитых от их же снарядов, но они «защитники».