В ночь на 4 июля его рота разминировала свою подконтрольную территорию и «снялась» в направлении Горловки. Минёр бросил позиции на стратегически важном направлении и сбежал в тихую Горловку к Безлеру. Там ведь практически не стреляли, как в Славянском гарнизоне.
У ополчения есть подозрения, что Игорь Украинец (именно так звали Минёра) вступил в переговоры с врагом и поэтому оставил позиции. Но не страшно, если бы сбежал один, а он смог увести с собой практически всю роту, которая насчитывала 120 бойцов. Имея стандартный авторитет командира, он вместе со своим замом Филином сказал подчинённым, что ему поступил приказ передислоцироваться в Горловку.
По данным некоторых источников в Горловке, у Безлера он оправдывал свой побег разногласиями с вышестоящими командирами, но никакие оправдания в данном случае неуместны… Также Минёра подозревают в сотрудничестве с врагом. Первое: по неведомым нам причинам позиции Минёра практически никогда не обстреливали укры. Его ребята жили в промышленных ангарах, а не в окопах, и даже ни у кого мысли не возникало о возможной бомбёжке. Второе: рота Минёра своим побегом оголила важнейший участок фронта, без которого дальнейшая оборона гарнизона становилась практически невозможной. Несмотря на то что, поняв неладное уже в Горловке, некоторые бойцы вернулись в осаждённый город, это предательство послужило прологом для выхода всей славянской группировки. Третье: перед уходом он разминировал свои позиции. Если бы человек решил просто свалить, то зачем ему обезвреживать мины и снимать растяжки? Есть несколько версий: или ему хорошо заплатили укры, или когда Николаевка пала, он решил заключить с украми договор — «я оголяю фронт и снимаю минные поля, а вы даёте спокойно уйти всему нашему составу».
Сейчас до правды не докопаться, но для всей Славянской бригады поступок Минёра остаётся предательством, а многие мирные люди и ополченцы за это дезертирство впоследствии заплатили здоровьем и жизнями.
Тогда Стрелков очень злился и хотел лично расстрелять Минёра. Чтобы хоть как-то компенсировать небоевые потери Николаевского гарнизона, командованию пришлось срочно отправить на прежние позиции Минёра остатки Ямпольского батальона во главе с Мачете и неполный взвод военной милиции.
Игорь Стрелков так вспоминает взаимоотношения с Минёром:
По данным некоторых ополченцев, после этого случая Минёр всё же продолжил воевать на Донбассе. Впоследствии получил тяжёлое ранение в кишечник, но выжил.
Труп без головы
4 июля выдалась особенно сильная артиллерийская бомбёжка. Ближе к обеду меня вызвал по рации Крот и попросил забрать двухсотого.
Мы с Артистом приехали к нему на полуразбитой «Ниве», так как наш УАЗ отказывался ехать вообще. Подъезжая к его окопам, я включил камеру[196]
:— Мы едем вывозить труп. Всё-всё, тормози, — сказал я Артисту, когда он уже заезжал капотом в кусты.
Но было поздно. Каким-то образом сработал сигнальный датчик отечественного автопрома, и на весь лес, где прятались бойцы, завыл клаксон.
— Что за… — выругался Артист.
— Что ты зажал?
Артист выбежал из машины, я последовал за ним.
— Давай аккумулятор отсоединим, — предложил я.
Когда я открыл капот, звук стал ещё громче. И только после того, как Артист отсоединил клеммы аккумулятора, «Нива» перестала сигналить.
Обстрел ещё продолжался. Мы закрыли машину и пошли к окопам, в которых прятались ребята.
— Здорова! Как вы, нормально?
По огромным глазам некоторых бойцов из окопов, я понял, что обстрел был жёстким, и они его пережили тяжело.
— Не переживайте. Всё нормально будет. Я вас понимаю, по нам тоже сегодня «Град» работал, — успокаиваю их я.
Но так как мы приехали забирать труп, а обстрел всё ещё продолжался, медлить мы не могли. Поэтому я сразу спросил:
— Где труп?
Мне показали.