Война в немецком тылу. Оккупационные власти против советских партизан. 1941—1944

В обстановке различных политических устремлений и осознания, что напряженное ожидание перемен со стороны местного населения сменяется его равнодушием и возрастанием желания оказать сопротивление, германское руководство наконец-то решилось на проведение первых корректировок своей косной восточной политики. И хотя весьма скромные мероприятия по настоятельно необходимой перемене курса были еще далеки, они все же показали намерение оккупационных властей проводить более адекватную политику.

Этот первый шаг означал ликвидацию доставшихся от советской власти коллективных хозяйств и отход от основной политической линии, согласно которой в восточных областях не должно было быть свободных и владеющих землей крестьян. Ведь в соответствии с экономическими целевыми установками операции «Барбаросса» коллективные хозяйства предусматривалось сохранять как минимум на все время ведения войны, поскольку это позволяло надеяться, что концентрация сельскохозяйственного производства в виде колхозов обеспечила бы достаточно легкую возможность осуществления контроля над ним и рабочей силой. Однако это означало игнорирование той глубокой неприязни, какую испытывал русский народ к данной форме хозяйствования.

К тому же выяснилось, что колхозы совсем не оправдали ожидаемых результатов производства и превратились, с одной стороны, в ячейки Сопротивления, а с другой – в объекты нападения партизан, что приводило к большим потерям сконцентрированных в них запасов продовольствия. Согласно донесению директора полевой полиции при командующем 103-м армейским тыловым районом № 62/42 от 9 января 1942 года (NOKW 2911), а также сводке № 3474/42 от 5 января 1942 года начальника контрразведки штаба группы армий «Юг» (NO 2661), наряду с трудностями, связанными с восстановлением и приведением в порядок зачастую сильно разрушенного хозяйства колхозов, обнаружилось, что их безземельные сельскохозяйственные работники, долгое время обрабатывавшиеся коммунистической пропагандой, представляли собой питательную почву для пропагандистски направляемого сопротивления.

Принятию 26 февраля 1942 года закона об аграрной реформе, объявленного в оккупированных областях 8 марта 1942 года, предшествовал закон о реприватизации, что открывало путь ко всеобщему переходу от советской формы хозяйствования на основе колхозов к индивидуальному производству вначале на общинной, а затем на своей земле. Вначале предусматривалось преобразование колхозов в товарищества собственников земли, на которой крестьяне должны были проживать без арендной платы, получив во владение собственный надел. При этом особое прилежание планировалось поощрять прирезкой дополнительного земельного участка.

Половинчатость же таких мероприятий проявилась в том, что вместо реального наделения крестьян землей вначале намечалась только передача земли из коллективной собственности в кооперативную, а это с самого начала ограничивало результаты аграрной реформы.

Первая реакция на аграрный закон, в котором русские крестьяне впервые усмотрели внимание к ним со стороны германского государственного руководства и решающие перспективы в будущем, была доброжелательной и в некоторых местах отличалась восторженными приветствиями. Однако отсутствие конкретных инструкций по исполнению данного указа и то обстоятельство, что смысл многих отдельных его положений ускользал от понимания крестьян, заметно поубавил первоначальную радость.

Явным недостатком явилось также плохое доведение до народных масс положений аграрной реформы и отсутствие соответствующей немецкой политической пропаганды в данном вопросе. Об этом прямо говорилось, в частности, в ежемесячном отчете за период с 1 по 30 июня 1942 года № 91675/42 штабного отдела I/Id экономического штаба «Восток» от 17 июля 1942 года (NI 15586), а также в донесении штаба командующего тыловым районом группы армий «Север» от 11 января 1942 года (NOKW 2907, NO 3238).

Для доведения до населения положений закона об аграрной реформе использовались только листовки и настенные объявления, а также устное их изложение бургомистрами. Одно только это свидетельствует о том, что многие подробности осуществления столь важной реформы оставались непроясненными. К тому же в настенных объявлениях, изготавливавшихся различными инстанциями, зачастую содержались противоречия, которые только затрудняли понимание смысла нововведений.

При этом особенно плохо разъяснялись способы их осуществления, а термин «общинное хозяйство» вообще сразу же заставлял русских крестьян насторожиться и казался им подозрительным. Ведь в своем неприятии колхозной системы сельское население в штыки встречало любую форму коллективного хозяйствования, и поэтому запланированная перестройка казалась ему лишь изменением названия одного и того же явления.