Крестьянин, который привез меня, рассказал, что тяжело раненного в грудь поручика Ложкина принесли к нему в дом, бросили на пол и всячески оскорбляли. Когда он попросил пить, кто-то из солдат влил ему в рот кипяток. Офицер страшно закричал. О дальнейшей его судьбе никто ничего мне сказать не мог.
4. Латышский генерал. Латыши во время революции. Война батальонов
После полудня немного прояснилось, но вскоре горизонт снова исчез. Метель замела с новой силой. Казаки меня обогнали, встали на стременах, пригнулись и пристально высматривали чаемое жилье. Я обогнал сани и удивился безразличным неподвижным лицам крестьян и солдат.
В сумерках я добрался до татарской деревни Бузовьязы, горсточки маленьких домишек, в беспорядке разбросанных вокруг мечети и мусульманской школы. Генерал [Р. Г.] Бангерский, командир 12-й [Уральской стрелковой] дивизии, принял меня в небольшой комнатке, в школе.
Генерал-латыш высокого роста, из простых. У него еще три брата, солдаты русской армии, двое из них убиты на войне. Начальное образование он получил у себя в деревне на балтийском побережье, потом сумел закончить Академию Генерального штаба в Петрограде, вышел в числе первых. Не будучи аристократом, продолжал свою карьеру в действующей армии, где его уважали за храбрость и хорошее обращение с солдатами, с которыми он делил опасности и лишения боевой жизни.
Популярность предназначила ему роль рупора, и в ноябре 1918 г. в Перми во время банкета фронт его устами попросил военного министра Колчака объявить себя диктатором и положить конец анархии, изнуряющей Сибирь[312]
. Военной диктатуры потребовали не монархисты, ее хотели офицеры, ратуя за порядок. Колчак не сразу ответил на тост республиканца Бангерского, но армия была против социалистически-революционных доктрин, как и положено любой здоровой армии, что и решило дело. Желание переворота шло от низов[313].Сибирская война велась немалыми силами – от 140 000 до 150 000 у красных – на фронте протяженностью около 900 километров, так что о непрерывной линии фронта не могло быть и речи. Зима здесь длится по шесть месяцев, бескрайние равнины становятся сугробами высотой в два-три фута, а в низинах до двенадцати. Леса недоступны. Поэтому все военные действия вынужденно сосредоточились вдоль дорог. И продвижения вперед и отступления – если только речь не идет о небольших отрядах лыжников – происходят исключительно по дорогам и тропам, которые не может покинуть кавалерия.
Война, загнанная в эти жесткие границы, приобретает крайне свое образный характер. Противники сталкиваются на дорогах, защита которых относительно нетрудна. Задача всякий раз состоит в том, чтобы окружить отряд противника и его изолировать. Окруженные брались за штыки, чтобы прорваться, в редчайших случаях.
Все сидят по занятым деревням. Боевая колонна отправляется по тропе, собираясь зайти в тыл вражеского гарнизона. Противник, по чувствовав опасность, отправляет свою колонну по перпендикулярной тропе, чтобы отрезать противнику путь назад. И первая колонна вынуждена вернуться.
Иногда две мощные вражеские колонны подходят с двух противоположных сторон и берут базовую точку противника. Когда они возвращаются с победой к себе, их встречают салютом. Так 46-й Сибирский полк занял Терегулово, а 231-й советский – Адзитарово.
Атаки кончаются успехом только в том случае, если ведутся быстро и с воодушевлением. Можно себе представить, как комична и гибельна подобного рода война в стране, где флегма и упрямство тормозят любое действие.
5. Башкиры соблюдают нейтралитет. Пролетарская армия на автомобилях. Только враг нас накормит
Ночуя у директора татарской школы в деревне Бузовьязы, я долго беседовал с ним, пытаясь побриться без зеркала, водя бритвой вслепую по щекам, что вызывало сочувственные и насмешливые «ахи» и «охи» у женщин и детей, столпившихся у двери.
Глава семейства меня уверил, что мусульмане рады уходу красных и нашему приходу, но они не хотят принимать активного участия в гражданской войне. Они другой расы, аванпост Монголии и Кавказа, им неинтересны распри русских. Вообще-то, они крестьяне и мало похожи на своих собратьев, кавказских горцев, хотя и сохранили память о воинственности предков, совершавших набеги.
Люди они подвижные, но не мощные, смуглые, с живыми глазами, очень привязанные к своей религии и укладу. Основное их желание мирно жить в кругу своей общины. Женщины, некрасивые, ходят с открытыми лицами, держатся скромно и с достоинством, Дома, за исключением домов священника и директора школы, бедные, неухоженные. Мы оказались среди побежденного народа, отброшенного на задворки христианской цивилизации.