Война в России и Сибири

Полк выстроен повзводно и поротно, полковник один стоит перед полком. Лейтенант Миано, знаменосец 71-го полка, в сопровождении караула торжественно, театрально, поднимается на небольшое возвышение перед строем солдат. И там разворачивает полотнище с диском восходящего солнца с расходящимися лучами, он наклоняет знамя к солдатам и спускается с ним к полковнику.

Мне кажется, что мы вернулись во времена античности. Полковник произносит горячую речь, подняв глаза к знамени, призывая офицеров и солдат выполнить свой долг, потом определяет для каждого командира его задачу. А командиры рот и унтер-офицер, командующий группой разведки, громко повторяют полученные приказы. Пропели фанфары, знаменосец зачехлил знамя, полковник Умеда убрал саблю в ножны, и колонна двинулась в путь вдоль железнодорожных путей.

Эта ветка, связывающая Амурскую железную дорогу с речной навигацией на Амуре, идет по долине вдоль небольшой прозрачной речки, которая вьется рядом с полотном среди скал и камней.

О присутствии человека свидетельствует разве что крохотный огородик возле домика железнодорожного сторожа, брошенного из-за близких военных действий. На земле валяется какая-то мебель, что-то из домашней утвари. С крыши сняты балки, их сожгли в кострах. В одном из таких разоренных домишек я видел большого пуделя, он лежал среди обломков шкафа, положив голову на лапы, и даже не поднял головы, когда мы проходили, – ждал хозяина, который, возможно, и не вернется.

Сопки достигают нескольких сот метров, они широкие, похожи на голые плато. Повсюду только кустарник и крошечные деревья, вцепившиеся в скудный слой земли. Никаких дорог и тропинок в суровом и негостеприимном пейзаже. Со дня творения человек не увеличил плодородия этой скудной почвы, не смягчил сурового климата, не продлил короткого лета.

Любой пехотный отряд в этом районе испытывает два рода трудностей. Если он двигается по долине вдоль железной дороги, по сути единственному возможному пути, то ему грозят сюрпризы от большевистских партизан, которые могут прятаться наверху, за скалами. Если же из тактических соображений пехота двинется поверху, ей придется торить себе дорогу через густой труднопроходимый кустарник, что замедлит продвижение.

Год тому назад две японские роты оказались примерно в такой же местности около Уфы, западнее Ушумуна. Авангард отряда, преследуя врага, который бежал от него, попал на самом деле в ловушку: его уничтожили шесть рот независимых казаков, которые прятались за гребнем. Оставшиеся две роты, услышав перестрелку, безоглядно, не соблюдая никаких мер предосторожности, бросились на помощь и тоже погибли. Никто не сдался. Офицеры и солдаты сражались одинаково храбро, доходило до рукопашной, что редко кто выдерживает. Раненые кончали жизнь самоубийством. Найденные потом убитые были жестоко изувечены. Даже большевики отдали дань этому единодушному героизму, трагически бесполезному из-за непредусмотрительности командира. Только японские газеты ничего не написали об этом случае, скрыв от своего народа проявление мужества и храбрости, какие являются самыми древними добродетелями японцев.

Между быстротой и безопасностью полковник Умеда выбрал быстроту, и полк шагал по железной дороге. Части солдат были готовы при малейшей тревоге двинуться одна по правому, другая по левому склону. Полковник и я с ним рядом ехали во главе отряда из 40 верховых разведчиков. За нами шли небольшие отряды в 10–20 человек пехотинцев, а затем уже остальные шесть рот, саперы, пулеметы, везли ящики с боеприпасами, замыкали колонну две небольшие 37-миллиметровые пушки.

В Таптугарах мы остановились в доме железнодорожного сторожа и узнали, что две японские роты, присланные на помощь гарнизону по приказу, отданному раньше нашего, прогнали красных после ожесточенной перестрелки. Ко мне из-за моей иностранной формы подошли несколько рабочих. Хозяйка принесла нам молоко и яйца, а мужчины стали жаловаться на большевиков, «заразу» здешнего края.

Я, зная, как недолго мы здесь пробудем, посоветовал им в их же интересах держаться как можно нейтральнее.