Война в России и Сибири

Мост возле Шорги на забетонированных деревянных опорах, которые держат железные арки, горел этой ночью в третий раз. Полковник стал задавать вопросы инженерам, а они стали жаловаться на «данаидову работу»[393] – чинят и чинят, а все без толку.

В этих краях невысоких сопок и обильных рек морозы, начинающиеся с конца октября, сужают реку до ручейка, зато весенний паводок занимает всю долину. Сейчас река текла ручейком по плоской равнине между сопок. Справа несколько красных, хорошо видных в бинокль, стоило им поднять голову, простреливали подступы к мосту, мешая его починке. Густой дым поднимался от тлеющих опор, и мост проседал все ниже.

Стоило нам с полковником приблизиться к мосту, как противник удвоил огонь. Инженеров загораживал паровоз, и они смотрят на нас с самым невинным видом, словно бы говоря: «Так и надо, это ваш долг находиться под выстрелами». Несколько секунд мы стоим неподвижно. Противник стреляет вразнобой, но вот в рельс, на котором мы стоим, метрах в двух попадает пуля. Похоже, красные пристрелялись. Самое время уходить. Но кто подаст сигнал к отступлению? Японец? Такого не может быть, даже впервые под огнем он чувствует себя самураем. Умеда предлагает уйти мне, но я тоже самурай, не на такого напали! И мы стоим еще несколько секунд, сложив на груди руки и рассуждая, сколько там может быть красных. А красные продолжают стрелять, по счастью, неудачно. Умеда широким жестом предлагает мне вернуться.

– Вы наш гость.

Я возмущенно отказываюсь.

– Ни за что на свете, вы старше меня по чину!

Мы стоим и разговариваем еще несколько секунд, но вот пуля со свистом исчезает в траве откоса, где мы стоим, а другая рикошетит от опоры моста. Медленно и как бы с сожалением, разумеется, не из-за этих ничтожных пуль, Умеда идет назад, а за ним Миано и я. До паровоза расстояние в пятьдесят метров, противник занервничал и палит вовсю. Умеда останавливается, небрежно поворачивается и произносит несколько фраз. Еще несколько метров, и – наконец-то! – мы вне опасности.

Теперь будем выбивать противника. Преимущество красных в скорости перемещения. Они все на лошадях, лошадей привязывают в леске за гребнем сопки, на которой хотят устроить засаду, как только противник приготовится к атаке, вскакивают в седло и появляются в другом месте.

Чтобы справиться с таким противником, нужны такие же быстрые отряды, действующие с такими же уловками, с командирами, хорошо знающими местность и готовыми обуздать безжалостного врага, действуя по жестокому закону «око за око».

А у нас под деревьями по обеим сторонам железной дороги выстроились два батальона полковника Умеда. Унтер-офицеры тщательно проверяют винтовки и мешки. Затем командиры рот произносят долгие речи перед строем, словно центурионы перед римлянами. Они готовятся к сражению по правилам, предполагая, что противник тоже следует правилам тактики, но они имеют дело с людьми, чья сила в нарушении всех правил, они легко отступают и появляются где угодно.

На наше счастье леса сейчас облетели, и партизанщина стала не такой успешной. Наконец все солдаты проверены, приказы повторены, отряд трогается с места. Впереди старый полковник и я, затем знамя и его охрана, несколько высших офицеров, а потом солдаты. Один взвод отправлен вправо на разведку. Солдаты разворачиваются в цепь, чтобы идти в атаку широким фронтом, имея возможность охватить части противника. Все это напоминает учения: тщательно выверенные занятия тактикой. Но вот что приятно: командующий не из тех стариков офицеров, которые слишком ценят личный военный опыт и считают, что, погибнув, оставят солдат без защиты.

Умеда во главе отряда поднимается на холм, отправив знамя в арьергард, чтобы на склоне не подвергать его опасным сюрпризам. Поднявшись на вершину, откуда открывается изумительный вид на три долины, мы видим человек пятьдесят всадников, скачущих по равнине. Наши солдаты дают залп, один из всадников падает. Мы потом подберем этого умирающего.

9. Кавалькада в ночи. Сцены в доме горожанина

Большая часть вражеских отрядов вернулась в Зилово. Наши войска идут туда пешком; поезда нас догонят позже.

Я иду вместе с одним офицером и двумя солдатами позади солдатских рядов. Большевики не были разбиты, и тишина сумерек кажется таинственной и грозной из-за витающей вокруг опасности. Справа от нас редкий кустарник тянется до самой вершины сопки, а наверху золотятся блестками последние листочки. Слева над равниной, изрытой по весне ручьями, ушло за небольшой холмик солнце, красные полосы еще не померкли в прозрачном воздухе.

Повсюду в домишках железнодорожных сторожей пусто, все сбежали – валяется разломанная мебель и солома, на которой ночевали красные.

Вскоре мы догоняем пулеметный расчет, японцы одеты по-русски, в овчинные полушубки и папахи, идут очень прямо и воинственно и кажутся выше, чем на самом деле.

К нашей колонне присоединяется прапорщик с десятью казаками. Необъяснимое поведение некоторых русских командиров внушило японцам недоверие, и они держатся от русских как можно дальше.