Солнце село. Сопки, еще недавно освещенные закатными лучами, кажутся теперь застывшими волнами, уходящими в бесконечность, каждая волна темнее предыдущей на фоне густой синевы неба с меркнущими тучами.
Теперь мы идем в темноте по единственной дороге, проложенной среди этих диких равнин, называется эта дорога железной. Сняв на больших участках рельсы, взорвав мосты, красные уничтожили и последние свободные паровозы, отправив их на полной скорости в распадки, где они разбились о скалы или утонули в песке, оставив глубокие ямы.
Полковника Умеда с офицерами я нашел в «казарме» (доме для работников железной дороги) в шести километрах от деревни Зилово. Шесть японских офицеров сидели вокруг самовара в нищей комнате, какие мы видели уже столько раз, что их нищета уже стала привычной. Старик с дрожащими руками, довольно молодая женщина в бедном цветном платье, желающая быть привлекательной, и слабоумная девушка, глядящая на нас то пустым, то подозрительным взглядом. Без сомнения, сборище военных пугает ее, и она отвечает на вопросы уклончивыми жестами. Эти трое не родственники, между ними нет близости, они просто вместе работали в этом глухом углу. Остатки провизии подходят к концу. Их грабили и белые, и красные, и теперь они, сложа руки, ждут голода.
Офицеры рассматривают карту и обсуждают только что полученные сведения, и тут входит прапорщик, который пожелал нас сопровождать. Мгновенно воцаряется тишина. Когда он садится рядом с нами у самовара, один из солдат, ординарец командира, предлагает ему удалиться.
Прапорщик кричит:
– Я имею право, я офицер!
Японцы прервали свой военный совет и смотрят на русского с холодным безразличием. Едва прапорщик выпил чашку чая, как его тронул за рукав унтер-офицер.
– Допьете чай и извольте выйти, у нас серьезный разговор.
Не понимая, в чем дело, прапорщик позволяет себя увести, а когда оказывается на улице перед закрытой дверью, снова кричит:
– Я имею право, я офицер!
Прождав два часа в казарме, мы продолжаем наш путь и приходим в Зилово в час ночи. Красные ушли отсюда полтора часа тому назад.
10. Покинутая деревня. Политика примирения
Когда красные вошли в Зилово, местное начальство – начальник станции, начальник депо, администрация – все уехали, оставив дома и обстановку на старуху мать или жену.
Бедняки, напротив, побежали этой ночью, боясь попасть в руки семеновцев, которые не замедлят к нам присоединиться.
Я пошел прогуляться, со мной боязливо заговорили двое рабочих. Я успокоил их, прервав выражение их политических симпатий, которым, впрочем, не поверил. Один из них спросил:
– Не могли бы вы заступиться перед японцами за сорок наших товарищей, которые сбежали, боясь бронепоездов Семенова? Они в шести километрах отсюда, прячутся на приисках (золотые рудники) или еще дальше, в тайге, с женами и детьми, под открытым небом с кострами. Люди они смирные, не воюют. Японцы в союзе с семеновцами, они смогут защитить наших товарищей, если те вернутся?
Я отвел их к полковнику Умеда, который тут же отдал приказ земской управе сделать следующее сообщение:
«Японское командование объявляет всем, кого это касается, что жители района Алексеевская должны вернуться из тайги и с гор к себе в дома и приступить к работе.
Рабочие тут же отправились с доброй вестью к беглецам. В тот же вечер они привели с собой несколько товарищей, остальные вернулись ночью.
После социальных ущемлений большевиков и тупых расправ семеновцев повеяло новизной, которая должна внушить жителям надежду на лучшее будущее. Умеда объявил председателю Седякину о новой политике, которая будет проводиться в районах, освобожденных японской армией. С сегодняшнего дня каждый мирный гражданин будет находиться под защитой японской армии и получать защиту как от красных, так и от белых. Все воюющие, если они сдадут оружие и подчинятся японским властям, получат амнистию и будут находиться под защитой, как все остальные.
Чтобы стало понятно значение этой новой политики примирения, я напомню, что боролись между собой две политические силы, а население, безразличное к политическим режимам и желающее только экономического мира, жило парализованное страхом.
11. Союз бунтарей