Читаем Война в толпе полностью

Пока я скучал на нарах, моя жена устраивала на Крещатике акции протеста. Она была беременна. Интересно, что ни один из тех, с кого началась эта история не согласился помочь ей. Тогда это ее удивляло.

И вот прошло больше года, я снова под административным арестом. К вечеру следующего дня меня вывели из камеры и отвели к начальнику. Там какой-то чиновник в гражданском прочитал мне постановление городского суда о замене админареста денежным взысканием, после чего меня отпустили.

А случилось вот что. В Киев вот-вот должен был приехать Горбачев для встречи с кем-то из западных президентов. Для местного начальства было совсем некстати, что моя жена и товарищи устраивают прямо в центре города митинги с требованиями моего освобождения. Ко дню приезда были обещаны особенно хулиганские мероприятия в случае, если я все еще не буду на свободе.

Нахальство наших публичных акций все возрастало. Было несколько драк с милицией. Наконец после одной демонстрации, которая закончилась возложением венка из колючей проволоки к памятнику Ленина, было арестовано двое наших активистов. Началось следствие, их поместили в Лукьяновскую тюрьму.

Мы начали кампанию за их освобождение. В это время в организации вырастало глухое недовольство моей деятельностью. Оно имело вполне психологическую природу. В основе недовольства, как это часто бывает в подобных случаях, лежал страх. Вначале молодежь собирается в политические организации, чтобы ощутить собственную значимость, из потребности общения, из желания прикоснуться к какому-то высшему смыслу, но никогда для того, чтобы сесть в тюрьму.

На первых порах, когда можно было чувствовать себя героем без особенного риска, ситуация всех устраивала. Но на каком-то этапе молодые люди поняли, что тюрьма совсем рядом. В те времена даже пятнадцатисуточное заключение казалось серьезной угрозой. Даже небольшая опасность в том случае, если она ощущается постоянно, ощутимо угнетает личность.

Я все время гнал их вперед, а им казалось, что в тюрьму.

Я всегда считал, что людям в пограничных психологических ситуациях необходимо воздерживаться от выпивки. Выходит так, что важные решения принимаются в похмельном депрессивном состоянии. Честертон прав: пить допустимо от радости. Однако ни в коем случае в состоянии нервного напряжения.

Кроме того, система отношений застолья обычно противоречит системе отношений, которая складывается в результате совместной борьбы. И это противоречие является опасным для сообщества.

В полуподвале на Музейном переулке состоялась сходка, на которой я сам поставил вопрос о своем руководстве. Меня почти никто не поддержал и я вынужден был оставить организацию. Со мной вышло только четверо человек.

В это время во всех других областных организациях развернулась инициированная мной борьба между националистами и демократами. Это привело к расколу. Я стал фактическим вождем националистической фракции. Демократическая скоро сошла со сцены. Там не осталось способных людей.

Все-таки жлобским есть желание войти в историю, минуя тюрьму.

Летом девяностого года из нескольких маргинальных групп и кружков была образована Украинская Межпартийная Ассамблея. Это была попытка создать большую националистическую организацию. Мы вошли туда и через несколько месяцев осуществили переворот, превратив ее в централизованную партию.

Председателем был выбран Юрий Шухевич, сын одного из наиболее известных деятелей украинской истории — Романа Шухевича.

Свою творческую биографию Роман Шухевич начал в 1926 г. убийством польского чиновника Собинского. Качество подготовки и мастерство исполнения указывало на то, что девятнадцатилетнему Роману суждено стать одним из талантливейших террористов столетия. Он был организатором или соучастником наиболее громких акций УВО, а впоследствии ОУН. Считается, что именно он подготовил убийство министра внутренних дел Польши Перацкого.

В 1941-42 гг. он командовал батальоном СС «Нахтигаль», а с 1942 г. был командующим УПА. Он был убит в бою с МГБ в 1950 г… Он решил польскую проблему в Западной Украине. Мы должны быть благодарны нашим предшественникам еще и за то, что они сделали за нас всю грязную работу. Благодаря им мы теперь можем делать политику в белых перчатках.

Сына Романа Шухевича — Юрия — всегда преследовали за отца. В общем он провел 35 лет в заключении, где полностью ослеп. Ему позволили возвратиться в Украину только в 1989 г.


Зимой 1990-91 гг. в Праге состоялся большой съезд Католической молодёжи — около ста тысяч католиков со всей Европы. Было немного и с Украины (среди них ни одного, кто мог бы не запинаясь прочитать «Отче наш»).

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное