Война в толпе

Рано утром в подземном переходе под площадью случилось столкновение между милицейским полковником Григорьевым и депутатом Верховного Совета Степаном Хмарой. Я с несколькими своими хлопцами бросился в стычку. Образовалась толпа из наших и переодетых в гражданское курсантов школы милиции, которые действовали крайне неорганизованно. Я схватил полковника Григорьева сзади, рядом со мною оказался депутат Хмара, который на зековский манер пинал полковника ногами, сохраняя при этом отстраненное выражение лица (сбоку ничего не было заметно). Тем временем у полковника вытащили пистолет и радиостанцию и вывели его на поверхность. Пистолет, правда, всё-таки возвратили набежавшим представителям власти, а радиостанцию мы спрятали.

Коммунистической демонстрации воспрепятствовать не удалось, так как милиции было в несколько раз больше чем нас и коммунистов вместе взятых. Через некоторое время за разбойное нападение на сотрудника милиции арестовали Хмару (Верховный Совет дружно проголосовал за лишение его неприкосновенности), а также еще нескольких человек, которых удалось идентифицировать по данными оперативной съемки. Ни меня, никого из наших не взяли. Мы были уже достаточно опытными и прятали лица от оперативной камеры.

В подобных случаях всегда первым делом нужно стараться разбить оперативную камеру. В толпе бывает легко дать подножку оператору. Кому-то из своих перед любой акцией необходимо ставить отдельное задание на работу против оперативной камеры. Также все свои должны быть проинструктированы по поводу того, чтобы натягивать на лицо платки в случае любой стрёмной ситуации.

Эта история приобрела незаурядную огласку. Милиция и КГБ выходили из себя. Мы решили порадовать братьев. Вытянув внутренности из рации (они могли нам понадобиться для прослушивания милицейских переговоров), корпус мы положили в камеру хранения на железнодорожном вокзале, о чем анонимным звонком сообщили в приёмную КГБ. Они сделали там засаду и несколько дней ждали, что кто-то придет. Наконец, достав корпус, могли отчитываться, что нашли рацию, хотя и в поврежденном виде, а мы остались при своих. Я сильно жалел, что не прихватил пистолет.

Славко

Наиболее показателен пример первой акции по празднованию летнего солнцестояния 30.06.91. День этот совпадает с датой провозглашения во Львове 30.06.41 самозванного украинского государства в обозе гитлеровской армии. По этому, непосвященные обычно связывают с праздником УНА-УНСО именно это второе событие. Но огненный крест был воздвигнут во Львове совсем по иной, более глубокой причине. «Три тысячи лет длится наша война», — как-то сказал Корчинский в одном из своих стихотворений. Следует понять психологию этого человека, он искренен только в своем творчестве и называет это «интеллектуальной честностью». Там есть еще одна характерная фраза относительно «высокой ступени» (Посвящения авт.). Так же, как и его излюбленное обращение к ближайшему, доверенному окружению «Дети» (Вдовы авт.).

Было бы просто глупо обойтись в данном случае ходульным определением «масонства», ставшим уже пошлостью в российской публицистике. Но что-то такое, не вполне ортодоксальное, в этих образах было.

Для успеха такой важной акции, как первое публичное выступление во всесоюзном и даже международном масштабе, ведь кадры хроники этого события показывают по телевидению и сейчас, спустя восемь лет, был принят ряд мер. Всех участников, числом около трехсот человек, перед операцией изолировали — вывезли в учебный лагерь в тернопольской глуши. Три дня личный состав подвергали интенсивной физ. подготовке (групповые действия, перестроения, прорыв строя противника) и психологической подготовке (изменение распорядка дня, рациона, промывание мозгов). Прикрытием для акции служило какое-то безобидное санкционированное мероприятие в помещении. Поскольку всяческие патриотические шествия по Львову в то время происходили при каждой возможности, оставалось только сообщить местному управлению КГБ заведомо ложный маршрут. Под давлением из Киева, загодя, те еще могли принять какие-то меры на предмет «недопущения» — перекрыть улицу, подвезти пару автобусов ОМОНа. Свою порцию информации получило и тернопольское управление. Те даже смогли перевести на другой путь поезд со Львова, в который собиралась грузиться вся эта публика. В конец озверевшие от постоянных тренировок боевики ломились через вокзал и сквозь стоящий рядом ни в чем не повинный поезд на Москву, как татарская орда. Даже подумать нельзя было, чтобы их как-то остановить в мирном националистически настроенном Тернополе.

Во Львове так и не сообразили, что пойдут не обычным маршрутом патриотических шествий — по дуге улиц от памятника выдающемуся украинскому поэту Мицкевичу к оперному театру, а по кратчайшей — глухой улочкой к площади перед оперным и уже оттуда к Мицкевичу, и куда-то дальше в неизвестном для них направлении.