Война в толпе

Нашим успехам способствовало смятение, царившее в органах КГБ, милиции и юстиции. В обстановке der Shturm und Drang — массовых мероприятий — после провалов в Тбилиси и Вильнюсе ни начальство, ни подчиненные не были готовы взять на себя какую-либо ответственность: каждый ожидал указаний от еще более вышестоящего руководства. Чтобы не возбуждать толпу, «организаторов» и «участников» если и брали, то, обычно, на обратном пути. По этому, чтобы в послемитинговой эйфории не «забыть» кого-либо из бойцов, попавших под статью кодекса об административных правонарушениях, все должны были из дому сообщать руководству о своем благополучном прибытии. Правило это постоянно нарушалось. Сразу же после ГКЧП состояние неопределенности в органах перешло в явную растерянность и панику. Милиция вообще длительное время была занята «сращиванием» с «новой» преступностью. Только после превращения Украины в полицейское государство, противодействие со стороны МВД стало ощутимым. Органы КГБ долгое время находились под угрозой расформирования, что определяло их позицию. Уже во времена ГКЧП, когда личный состав киевского управления к обеду 19 августа был собран в актовом зале, все объяснения со стороны руководства свелись к прочтению известного постановления. Не была дана ни одна команда ввести в действие какой-либо из составлявшихся на подобный предмет планов. Позже в тернопольском управлении, где состояние организационного распада и, соответственно, общественного контроля было относительно наибольшим, удалось ознакомиться со списком лиц, подлежавших задержанию. Первые места в нем занимали наши. Тогда они еще были революционерами.

Когда начальник киевского управления обратился к Председателю, как быть с сотрудниками, находившимися в отпуске, тот ответил — не вызывать. Вместе с тем, очевидно, для того, чтобы предотвратить массовое бегство сотрудников, выдача отпусков была прекращена. Так все и просидели на рабочих местах первый день, слушая новости. В это время функционеры различных политических организаций лихорадочно перетаскивали имущество на «конспиративные квартиры». Им казалось, что за ними следят. Последующие события показали, что спешной перевозкой всего этого добра сумели воспользоваться лишь наиболее предприимчивые. Масса народа уповает на всяческого рода беспорядки, почему-то куда реже — на стихийные бедствия, как на повод для того, чтобы свести счеты или обогатиться. Чушь собачья! Как показали события в Москве, а в пределах Садового Кольца находятся самые тучные пастбища, мародерские инстинкты просыпаются у массы с опозданием. Для успеха любого преступного мероприятия необходим даже не умысел — можно всю жизнь строить планы, а психологическая готовность взять или ударить по первой возможности. Реальные преступления в массе своей совершаются спонтанно, как только обстоятельства позволяют, или человек приобретает, наконец, достаточную решимость. В моменты мятежей и внезапных «револьт» подобная решимость у людей активных направляется, в первую очередь, на достижение целей, кажущихся им основными, то есть политических и военных. Один, заслуживающий доверия источник, участвовавший в обороне Белого дома в 1993 г., рассказывал…

Когда я спросил у него, почему не открыли мешки и не рассовали по карманам по несколько пачек, он ответил: «Думали забрать все». Рискну ему не поверить: это он потом думал, что думал потом забрать все.

Смена ориентиров в деятельности КГБ после событий ГКЧП была столь стремительной и полной, что вызывала замешательство у многих сотрудников. Как-то, накануне 7 ноября 1991 г., мой знакомый Е. К. с жаром упомянул о необходимости выведать планы коммунистов на предмет демонстрации, мол, они же «гекачеписты», они за Союз. Потом опомнился:

— Твою мать! Кого мы ловим…

Как честный человек, он впоследствии выхлопотал себе пенсию и погрузился в частную жизнь. Уходило поколение. Только наиболее зубастые сумели воспользоваться открывшимися перед ними карьерными возможностями. Один даже вступил в контакт со спецслужбами США и получил генеральское звание. Второй, рангом пониже, вступил в должность начальника райотдела и приобрел тем самым известную хозяйственную самостоятельность.

Период замешательства и последующей «социальной реабилитации» органов был использован Корчинским для установления некоторых пробных контактов с высшим руководством КГБ и УКГБ по Киеву и области. Надо сказать, что унаследованная от КГБ структура СБУ первоначально значительно затрудняла проникновение новых людей. «Как это? Он ко мне придет и будет у меня в сейфе читать все, что я на него собрал?» Окончательно, основная бумажная масса «сведений из оперативных источников» была уничтожена в преддверии первых выборов в Верховный Совет независимой Украины.

После первых же контактов Корчинский был явно разочарован открывшейся ему картиной, начиная с интерьера в киевском управлении — «Я ожидал чего-то большего…». Он и прежде презирал КГБ за «коммунально-кухонные методы борьбы».