Читаем Война в толпе полностью

Существует ряд любопытных источников, дающих понятие о жизни гаремов на рубеже нашей эпохи. Они тем более ценны, что написаны специалистами. Француженка Claudin Fayein работала в Йемене, в период правления Имама Ахмади. Ее книга «EI-Hakima», доступная также в одноименном польском переводе, говорит многое о тайнах души арабской женщины. Как уже догадался подготовленный читатель, образцом для писательницы послужила другая не менее известная книга о Востоке «EI-Hakirn». Ее автор швейцарец J. Knittel так же злоупотребляет врачебными тайнами. В период между двумя мировыми войнами, это произведение считалось мировым бестселлером. Книга известна в немецком оригинале, так же в английских, даже в польских переводах.

Следует объяснить, что медицинские процедуры оставались едва ли не единственной возможностью увидеть восточную женщину хотя бы частично дезабилье. Когда французские живописцы вслед за оккупацией Алжира ощутили зов Востока, им пришлось долго помучаться в поисках моделей. Даже безотказные в таких случаях во Франции проститутки, отказывались позировать обнаженными. О кризисе жанра свидетельствуют хотя бы «Турецкие бани» Энгра. Если бы я еще не боялся обвинений в антисемитизме, то сказал бы и о том, что кризис натурщиц в Алжире в конце концов решили еврейки. Понимаю Гогена!

О том, что гарем был высокоморальным институтом семьи, свидетельствует и сам выбор евнухов, в качестве его служащих. Против использования служанок выступали жены, которых, как и всех жен в мире, преследовал призрак нарушения супругом верности. Против слуг восставала, конечно же, ревность мужа. Брак, он всегда брак, даже полигамный, меньше всего в нем секса.

К сожалению, способ и место пересечения нами границы Турции все еще не могут быть названы достаточно точно. Сказать, что сделано это было с помощью «мхедриони», означает польстить нашим грузинским друзьям. Есть на Кавказе еще один древнейший и высококультурный народ, как и греки, пользующийся репутацией «евреев Востока». Как-то в Баку я стал свидетелем страха, который внушали армяне местной политической элите. Некий тат горский еврей из приближенных Ельчибея делал круглые глаза и нашептывал Дмитру на ухо: «Господин Корчинский, бойтесь армян! Бойтесь армян, господин Корчинский, это ТАКИЕ люди…».

В дни ГКЧП только, что рождённая УНСО вошла в контакт с командиром отдельного полка связи полковником Виленом Арутюновичем Мартиросяном. Как истинный сын армянского народа, будучи патриотом Украины, он единственный из командиров частей в Советской Армии отказался выполнять приказы мятежников. Пообещал вскрыть хранилища, раздать оружие боевикам и двинуться на Киев. Судя по дальнейшей бескомпромиссной карьере генерал-майора Мартиросяна и его отставке, это свое обещание он бы сдержал. Армянин все-таки, из Азербайджана. В начальный период армяно-азербайджанского конфликта Вилен Арутюнович проявил себя объективным и беспристрастным арбитром. Нынешние добрые отношения с президентом Армении Робертом Кочаряном — достаточное тому подтверждение.

Имели хождение и разного рода инсинуации на предмет контактов Корчинского с тогдашним руководителем украинской военной разведки Скипальским. За все годы, вплоть до момента написания этой книги, ни один офицер украинских ВС не посетил при посредничестве УНСО ни одной зоны локальных конфликтов. Некоторое число специалистов по Востоку, действительно было вывезено из Закавказья неким полковником с помощью УНСО. В Киеве весной того же 1994 г. на квартире А. Лупиноса даже имела место одна неформальная встреча офицеров. Формально, господа офицеры имели что-то против тогдашнего командования Вооруженных Сил и фантазировали на темы военного переворота. Я бы постеснялся назвать это «заговором». Я пришел в конце и все время, пока шло совещание, читал немецкий трактат «Die Masturbation». Это был закат военного движения в Украине. Последний раз офицеры собрались, чтобы выработать цеостную концепцию строительства армии. Причем это были те, кому действительно наболело. Среди них уже упоминавшийся генерал Лавриненко, некогда военный советник во Вьетнаме. Теперь он уволился, преподает в институте Сухопутных Войск.

Фактически, встреча была использована Корчинским для сбора информации о недавнем положении дел на Среднем Востоке. Один из участников, полковник Н. долгое время работал в данном направлении, находился в Тегеране в период исламской революции. В общем, было что вспомнить. Разговор восходил ко временам младотурецкого триумвирата и завершался где-то в началах формирования AHA на территории Армянской ССР и Нагорного Карабаха. Вообще, имел общекультурную ценность. Жаль, что специалист подобен флюсу, житейские проблемы сводят его ценность к нулю. Проживая в общежитии для семейных, и имея двух взрослых дочерей, (я говорю о полковнике Н.), не можешь позволить себе даже мечтать о чем-то другом, кроме квартиры. Англичане были правы, когда доверили создание империи любителям.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное