Читаем Война в толпе полностью

Он ответил что-то невнятное. Выходя от него, я понял, почему под эту ситуацию подставили именно его. Оно было такое никакое, что если бы что-то произошло, никому в голову не пришло бы требовать от него ответа. Он заведомо не способен был принять ни какого решения.

Я возвратился в Собор. Там всем этим заранее испуганным придуркам удалось уговорить Филарета не идти на конфронтацию и согласиться на захоронение здесь. Только вынести тело для чего-то к памятнику Шевченко и там отслужить еще одну панихиду.

Впрочем, настаивать и на этом решении ни Филарет ни синод не решались. «Нужно выносить тело» — сказал я и дал приказ хлопцам образовать живой коридор. Образовалась большая процессия и, когда мы вышли на Владимирскую улицу, то повернули к Софии, а не к Шевченко, и почти сразу же столкнулись с кордоном милиции. Они были одеты в шлемы и бронежилеты и прикрывались щитами. УНСОвцы перебежали в голову колонны и несколько минут готовились к прорыву. В качестве тарана были использованы секции металлического ограждения, которым, очень неосмотрительно, милиция пыталась укрепить свою оборону. Милиционеры отбивались резиновыми дубинками и густо поливали наши головы «черёмухой». Наконец милиция была прорвана и толпа двинулась по Владимирской. Во время столкновения очень смело проявили себя священники из западно-украинских парафий. Свободно мы дошли к площади Богдана Хмельницкого и расположились перед колокольней Св. Софии. Ее ворота были заперты изнутри. За ними было несколько сот человек ОМОНа. Началась служба, запел хор. Я приказал хлопцам взять клириков и гроб в кольцо. Кто-то еще ездил в кабинет министров договариваться, кто-то звонил в администрацию президента — все было напрасно. Время от времени из-под ворот толпу протравливали газом, так что епископам пришлось служить панихиду, натянув на лицо платки.

Я попросил принести ломы и лопаты, которые накануне были спрятаны в нескольких местах неподалёку от площади. Прямо в асфальте, под стенами колокольни, мы начали долбить могилу. Часа за два мы ее выкопали. Панихида всё ещё продолжалась. Было уже под вечер. Я заметил передвижение и суету в милицейских подразделениях. Я протиснулся к Филарету и сказал ему: «Прекращайте, нужно немедленно хоронить». Гроб на скорую руку заколотили и, когда стали опускать в могилу, милиция начала наступление. Слышали, как генерал, который руководил ее действиями отдал приказ: «Толпу бить, УНСОвцев калечить». Ворота растворились и оттуда двинули сотни ОМОНовцев — основное направление атаки было поддержано еще и с левого фланга вдоль стены. Нас всех хватило всего минуты на полторы сопротивления. В их головы полетели куски асфальта и камни из могилы. Отбивались лопатами, при этом героически себя проявил кое-кто со священников. Несколько человек руками засыпали могилу, пока их били по спинам резиновыми дубинками. Толпа побежала по площади. Милиционеры догоняли задних, сбивали на землю и долго топтали. Тех, кого им удавалось захватить, они затягивали в ворота и били там. Наконец, вся площадь была очищена от толпы и взята в кольцо милиции. Около сотни человек собралось в стороне. Чтобы ободрить их, я организовал небольшой митинг. Темнело. Вероятно, милицейское начальство не знало, что делать дальше. Или вытаскивать гроб из могилы, или оставить все как есть. В этот день они все время не успевали за изменениями ситуации. Им доносили, что Филарет и Синод колеблются, поэтому они не ожидали, что толпа решительно пойдет в прорыв. Они не могли вообразить, что могилу начнут долбить прямо под стенами колокольни, поэтому сначала считали своей основной задачей не пустить процессию на подворье Софии. Пока они согласовывали с Кабинетом Министров и администрацией, что делать в новых обстоятельствах, могила уже была вырыта. Пока они готовились к атаке, гроб опустили. Наконец, начальниками на горе было принято то решение, которое принимается всегда: оставить все, как есть. Милицию убрали с площади. В темноте мы подошли к могиле, досыпали ее и прослушали последнюю за этот день короткую службу. Филарет без посоха (его погнули в драке), растрепанный, держался молодцом.

Я сказал всем нашим основным на всякий случай не ночевать дома, поскольку считал возможными аресты. Нескольких наших, которых захватили на площади, всю ночь истязали в Шевченковском райотделе. Интересно, что в издевательствах активное участие принимала женщина-следователь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное