Война в толпе

Постмодернистская история любви Мы познакомились в Минске в пятницу 26 апреля. Организаторы шествия от БНФ ожидали подхода волгоградского "Витязя" поэтому начало демонстрации задержалось до пяти часов вечера. На весенней прохладе многотысячная толпа, разбившись на кучки, задумчиво перебирала ногами. В такой остановке невольно обращаешь внимание на женщин. Обратил и я. Как тогда, так и сейчас, вопрос выбора не стоял. "Третьим декретом Украинской Державы будет определено, что женщины обязаны иметь ноги не короче 110 см". Это единодушное убеждение сложилось еще в Приднестровье, когда очаровательные студентки тираспольского пединститута поражали нас своими формами. Здесь такая была одна, над толпой возвышалась русоволосая голова на горделивой шее. Белорусские женщины вообще значительно превосходят в развитии местных мужчин. Я чуть было не написал "в красоте", но вовремя спохватился (могут неправильно понять), К тому-же, они отличаются и похвальной склонностью к конспирации. Ни одна из наших спутниц в электричке так и не созналась в цели своего визита в Миснк, хотя некотрые лица затем мелькали в митинговой толпе. Всплеск политической активности среди белорусской молодежи вполне объясним, Отрезанные от бизнеса и преступности молодые люди обоего пола невольно посвящают свой досуг различным идеям. Общая культурная и историческая не хочу сказать отсталость, но консервативность Белоруссии способствует возрождению таких экзотических для России явлений, как анархисты или даже эсеры. В самом деле, когда ловишь себя на мысли на одной из улочек старого Гродно или рыночных площадях окрестных местечек, то это обычно мысль о польском восстании 1863-64гг. или революции 1905-07гг. в Королевстве Польском. "Я пабитый, парезаный Я пашытый, пастреляный Об коханни сваим недаречным як зможу, так буду спяваць. Это местечковое танго стало гимном нашей любви уже позднее. А пока я осторожно приблизился и затеял разговор на извечную тему "Женщина и социализм" (Август Бебель). Особенно упирая на "национальный вопрос в Австро-Венгрии". Тут прозвучала команда и УНСО двинулось вперед, направляя ошалелые массы сябров на щиты и дубинки ОМОНа. "Любить народ - это водить его (за нос) под картечь". Обязанности командира мигом вышибли из мозгов и образ милой минчанки и мои грешные мысли. На мосту над автомобильной развязкой мы опрокинули первую баррикаду. Ничего особенно страшного, три-четыре милицейские легковушки, за ними редкий кордон наспех мобилизованных ППС (патрульно-постовой службы). Даже без касок. В мгновение ока машины были перевернуты, людское море захлестнуло обороняющихся. Ошалелые от крамольной мысли, что вот оказывается так просто можно побить "ментов", мирные граждане спешили выместить свои копившиеся годами обиды на блюстителей закона. Возникла давка. Это вполне понятное чувство ненависти: "наша милиция нас бережет, сначала поймает, потом стережет" помешало нашим тактическим планам. Впереди смутно мерцали шеломы смоленского ОМОНа, Предстояло бросить на стену из щитов нестройный клин соплеменников. Но для этого их надлежало оторвать от последних, еще вяло отбивавшихся милиционеров. Я смело вклинился в толпу. Впереди всего в нескольких шагах на высоте моих глаз замелькала знакомая строгая юбка. Вытянувшись во весь рост, нависая над головами передних, дама моего сердца яростно колотила ошметками зонтика по головам "эцилопов"... Я невольно схватился за то, что видел и ощутил сталь напрягшихся мускулов, дама вероятно была гребчихой. Она обернулассь: -Так что Вы там говорили о национальной революции? Клянусь, я опешил, вспомнился Париж, лето 1968 г., прекрасный фильм с Пьером Ришаром, одна из героинь - "Белая Ласточка", неужели и со мной произойдет это чудо: обрести среди всего этого безумия кого-то, кто сможет быть тебе больше, чем другом (я имею в виду женщин). ...И поезд тлеет догорая, И ты, высокая до звезд, сквозь заминированный мост идешь, страх смерти попирая. ...Атака не удалась, мы проиграли кампанию. В 1410 г. смоленским полкам удалось изменить даже течение Грюнвальдской битвы. На окруженном со всех сторон милицейскими кордонами пятачке еще вовсю кипели митинговые страсти, когда я принял решение сматываться. "Мы отступаем, и отстающих пусть заберут черти." Но еще нужно было это как-то организовать. На моих глазах милицейский бобик резко тормознул у одной ничем внешне не примечательной группки пешеходов. Со скоростью зайца "Серый" метнулся под колеса машин. На удачу, "собьют - не собьют", он пересекал одну за другой полосы с весьма оживленным движением. Менты не отставали. На мгновение я забыл о первейшем долге: спасении священного знамени (собственной шкуры). Так хотелось чтобы "Серый" ушел. Погоня скрылась в какой-то подворотне. "Господи, якщо ты есы... И тут, в третий раз, как в сказке, меня окликнули. Моя знакомая с подругой, как ни в чем не бывало покидала площадь. Я подхватил обеих дам под руки и, чуть громче обычного рассказывая грузинские анекдоты (Гризли? Нэт, руками задавили!), мы миновали кольцо оцепления. В общежитии нас ожидал чай - "гербата", как говорят на запад от "линии Сталина" В объятиях этой дамы я и проснулся в субботу 17 октября 1996 г. Глядя в синие сумерки рассвета за окном я какое-то время лежал неподвижно, взвешивая все за и против. С одной стороны жрать в доме было уже нечего, традиционная полуночная "гербата" в виде жиденького чая начинала угнетать. С другой стороны, характер предстоящего занятия и приходящаяся на него дата не оставляли никаких сомнений в исходе мероприятия. "По субботам мы больше не воюем" - гласит один из заветов Провидныка. Именно на этот день приходятся наибольшие потери во всех операциях УНСО. "Ну его к черту, может не идти?" Но "идти" было необходимо. Положение обязывало. На углу Володарского (возле тюрьмы) мои сомнения подтвердились самым недвусмысленным образом. Густые цепи милиции перекрывали тротуары, проверяли документы у прохожих, шмонали молодежь, а наиболее подозрительных загружали в "воронки". Именно это в годы немецкой оккупации именовалось облавой. В сгустившейся толпе я невольно замедлил шаги, лихорадочно ощупывая карманы. у^Гк, удостоверение "Евразии" - оно с двуглавым орлом, пригодится, удостоверение "Пресса" тоже сойдет, удостоверение референта депутата Верховного Совета Украины. К сожалению, все на разные фамилии. И еще два паспорта. За один из них - грузинский мне дали в морду на винницком вокзале. Всю нелегальщину я предусмотрительно перегрузил на свою спутницу, теперь ее предстояло скинуть, пока напор задних не вытолкнул нас на "ментов". Истошный крик: -Александр Григорьевич! принудил меня обернуться. Какой-то мужиченка в орденских колодках с разгону бросился мне на шею, в нос ударил запах немытого тела и лука. -Александр Григорьевич, - теперь уже обернулись и остальные прохожие. Спасительное решение, как водится, пришло мгновенно. Я слегка отстранил ошалевшего от счастья отставника. -Спасибо, спасибо, что победили. Пока я вновь прижимал старца к груди, сквозь толпу протолкался полковник "Алмаза". - Собственно, я его сын (Черт! Надо было сказать "племянник"). - Мы тут элементы фильтруем. Можем машину. Александр... - Александр Александрович - Спасибо, не стоит, мы тут в кафе собирались, перекусить. Я хватаю за руку ошалевшую гребчиху и через секунду мы уже впереди, в изрядно проредившейся, но спасительной среде пешеходов. После всего происшедшего, вопрос о том чтобы "идти", отпал сам собой. Два раза на грабли не наступают, даже из идейных соображений.