Война в толпе

Мне было лет пятнадцать, я брел по Одессе от железнодорожного вокзала в сторону порта. Был солнечный день, я очень хорошо его помню. На книжном лотке я увидел грубый том Феофана Прокоповича и двухтомник Гегеля «Философия религии». Я долго сомневался, что приобрести и, наконец, решился на Гегеля. Эта покупка определила мою дальнейшую жизнь. Я нырнул в него, как в море и я был поражен. «Философия религии» — наиболее поэтическая часть его философии и наиболее интересная. Я, наверное, немного понял тогда, но способ его поведения с предметом, способ его поведения со словом, конструкции этих фраз выстроили мою душу новым образом, строгим порядком.

С тех пор я много раздумывал о божественном и пришел к выводу, что Бог материалист, больше того — он вольтерианец, но бывали случаи в моей жизни, когда мистика самым нахальным образом смеялась надо мной.

Как-то я принимал участие в раскопках небольшой курганной группы на берегу речки Бакшалы, там, где она вливается в Южный Буг. Я сидел на дне могилы и расчищал скорченный костяк эпохи «средней бронзы». За три тысячи лет в маленький курганчик было сделано десяток захоронений. Яма была на яме и разобраться во всем этом стоило здоровья. Надо мной нависало метра три земли и небо с невероятно красивыми облаками.

На фоне неба появилась голова приятеля, который позвал меня на чай. Как только я вылез на поверхность, бровка кургана и все, что было под нею — несколько десятков тонн земли — обвалилось, засыпав яму, в которой я только что сидел. Смерть прошла рядом, толкнув мое плечо. Я посмотрел на солнце и облака. «Вот как выглядит судьба» — сказал я себе. Рационализм во мне сморщился и побледнел.

В те времена в сезонных археологических экспедициях собиралась колоритная публика. Бомжеватые художники, слегка диседенствующие граждане, иногда мелкокриминальный элемент, выгнанные за лень студенты ехали на юг погреться на солнышке, помедитировать над черепками, наесться арбузов, отдохнуть от семейного рабства, попить водки, поговорить об абстракциях, переждать стрём.

Одного из этих экземпляров я вспоминаю с благодарностью. Петя был идейным алкоголиком. Но когда он выпивал два стакана вина, у него переставали трястись руки, он втыкал в отвал возле раскопа лопату и шагов с двадцати метал в черенок нож. Он всегда попадал. Это было единственное в чем он был художником. Он учил меня и с тех пор я принадлежу к секте, которая считает, что необходимо утяжелять рукоятку. От ножа он и погиб. Его зарезали где-то в Николаеве, таким образом, его жизнь приобрела стилистическую завершенность.

В 1985 г. меня пригребли в армию. Я попал в учебную часть под Ригой. Во взвод, который готовил командиров БМП-2. Она была тогда сравнительно новой техникой.

Динамику демографических процессов в Империи лучшее всего можно было ощутить в Советской Армии. С каждым годом увеличивался процент закавказской и среднеазиатской молодежи, уменьшалось количество славян. В учебном полку под Адажи больше всего было азербайджанцев.

Полк был образцово показательным — это означало, что все время, когда солдаты не стояли в строю, они белили бордюры, рвали руками траву, красили, копали, мыли, чистили и все это оставляло совсем мало времени на боевую подготовку. Система была построена таким образом, что в принципе не могла подготовить ни одного хотя бы более-менее дельного механика, наводчика или командира БМП. Учебный процесс в Советской Армии был максимально формализован. Никого не интересовал результат. Все два года солдаты стреляли одно и то же упражнение с АК-74, на тех же расстояниях, в том же порядке появлялись грудная мишень, ростовая мишень, такое же упражнение стреляли наводчики БМП и танкисты. Никого не интересовало, что важнейшее в стрельбе — верно выставить прицел, а значит сориентироваться в расстояниях.

По штатному расписанию мотострелковой роты, в составе каждого взвода предусматривался снайпер. Я не видел ни одного, (а видел я их много), кто бы умел пристрелять свою винтовку. Через год службы, как сержант, я был поставлен дрючить трех снайперов роты на каких-то очередных стрельбах. Стреляли по ростовой мишени на стандартном расстоянии 400 м. Все трое были из последнего набора и принадлежали к разным национальностям.

Армянин, азербайджанец и украинец-пятидесятник с Винницы. Когда после первых выстрелов стало ясно, что враг может не волноваться, я сказал земляку: «если кто-нибудь из этих двух попадет раньше тебя, я тебя замордую». Он помолился, зажмурил со страху глаза и стал стрелять не целясь. Он не промахнулся ни одного раза. «Видите, — сказал я кавказцам, — Бог пятидесятник».

Позже земляк отказался принимать присягу и был переведен в строительные части (в восьмидесятых за отказ присягать уже не сажали). Он принадлежал секте, которая слишком буквально воспринимала заповедь «не убей». Его талант пропал зря.