Война в XXI веке

Асимметричная война представляет собой один из отличительных признаков новых войн, но не единственный. По сути своей асимметричные военные действия – основная форма иррегулярной войны, которая противопоставляется войне регулярной, межгосударственной, конвенциональной[145]. Для исследований войны рост количества асимметричных конфликтов представляет определённый вызов. В частности, нуждаются в уточнениях интерпретации и практики применения некоторых положений международного гуманитарного права в связи с тем, что одна из сторон может намеренно идти на нарушение легальных принципов, используя эту тактику в качестве средства борьбы[146]. Как пишет Мюнклер, «…в таких войнах проявляется сильная тенденция к криминализированию противника; последний в принципе не рассматривается как равный, а значит, не признается в качестве законной противной стороны, вследствие чего с ним редко воюют согласно законам международного военного права»[147]. В этих условиях основной тактикой асимметричной войны становится резня и бойня, ни одна из сторон не чувствует себя обязанной соблюдать нормы права. Это же относится и к этическим аспектам ограничения войны – отказаться от чрезмерного, ненацеленного насилия фактически означает поставить себя в невыгодную ситуацию. Однако асимметрия не единственный и не определяющий, хотя и неотъемлемый, признак новых войн.

Низкая интенсивность

Значительная часть новых войн относится к конфликтам низкой интенсивности (low intensity conflict). После 1945 г., как пишет ван Кревельд, большую часть из почти 200 разгоревшихся конфликтов составляли именно войны малого масштаба[148]. Это относится к количественным характеристикам, но не к продолжительности. Вероятнее всего, когда мы думаем о войне, в первую очередь у нас возникают образы Второй мировой войны: фронты, которые пересекают целые континенты, многомиллионные армии, противостоящие друг другу, и, соответственно, огромные потери, продолжительные осады городов, многодневные форсирования рек, стратегические бомбардировки, уничтожающие целые города. Однако ведение войны подобными методами становится всё более и более редким. Вместо фронтовых операций мы чаще наблюдаем бандитские вылазки и рейды войск специального назначения, а вместо стратегических бомбардировок – акции террористов-смертников. Стратегическая цель овладения как можно большей площадью территории противника или хотя бы наиболее ценными её частями заменяется стремлением установить идеологический, политический контроль над населением. В современных условиях малая война, конфликты низкой интенсивности, «в гораздо большей степени задает направление развития, нежели большая война, бывшая мерилом военной стратегии вплоть до середины XX века»[149].

Понятие конфликт низкой интенсивности появилось в 80-е годы XX в. и зачастую получает самые разнообразные интерпретации. Мартин ван Кревельд выделяет следующие его характеристики. Во-первых, они происходят в «менее развитых частях» мира. Для проявлений негосударственного насилия в развитых частях света используются другие понятия: терроризм или волнения. Во-вторых, чаще всего они представляют собой столкновение регулярной армии с нерегулярными частями. При этом конфликты низкой интенсивности оказываются более кровавыми, нежели традиционные межгосударственные войны. В-третьих, основным видом используемого вооружения становятся не высокотехнологичные средства борьбы, а самые простые виды оружия[150]. Добавим, что сложную технику применять невозможно либо в силу слабой обученности участников конфликта, либо из-за её недоступности, либо вследствие того, что боевые действия ведутся в населённой местности. Наконец, ван Кревельд отмечает высокую степень политизированности конфликтов низкой интенсивности. В то время, как межгосударственные войны всё реже ведут к заметным политическим последствиям, например, к пересмотру границ, малые войны могут вызывать масштабные трансформации[151]. Множество примеров дают освободительные и антиколониальные войны в Азии и Африке: Алжир, Ангола, Мозамбик, Индонезия.