Война во время мира: Военизированные конфликты после Первой мировой войны. 1917–1923

«Черно-коричневые» в самом широком смысле не обязательно являлись британским фрайкором, хотя Харви готов допустить, что в них шли люди точно такого же типа^{816}. За ними не стояла какая-либо последовательная идеология, связанная с вопросами веры, этнической принадлежности или расы. Они были такими же экстремистами, как и те, кто видел «шиннеров» за каждым углом, и столь же безразлично относились к своему делу, как и те, кто признавал, что служит исключительно ради жалованья. К их появлению на свет привело перенапряжение полицейских и армейских сил, они не являлись союзом убежденных и разочарованных людей, которых государству приходилось как-то контролировать и обуздывать. На «отсутствие послевоенного менталитета фрайкора», о котором говорит Грегори, имеет смысл ссылаться лишь в том случае, если придерживаться слишком узких определений^{817}. Но если военизированные формирования переходят к военизированному насилию, если им дозволяется означать нечто большее, чем конкретные части вспомогательных военных или полицейских сил, если под ними начинают понимать нечто более расплывчатое, более близкое к состоянию умов во всех королевских силах в Ирландии — как в армии, так и в старой и новой RIC, — более близкое к беспорядку и неповиновению, воюющее без особого внимания к обычаям, правилам и должным процедурам, то британское военизированное насилие становится намного более сложным, широким и тревожным явлением. Не зря майор Проктер протестовал, когда его назвали «Черно-коричневым». Это словечко служило слишком явным напоминанием о «грязных орудиях», применявшихся Великобританией на ирландской войне.

XIII. Джон Хорн ЗАЩИТИТЬ ПОБЕДУ: ВОЕНИЗИРОВАННАЯ ПОЛИТИКА ВО ФРАНЦИИ, 1918–1926 ГОДЫ. КОНТРПРИМЕР

Стабильные демократии Западной Европы представляют собой контрпример по отношению к основному тезису настоящей книги, выделяясь практически полным отсутствием военизированного насилия во внутренней политике в послевоенный период. Великобритания и Франция в ноябре 1918 года стали «победителями». Их политическая система успешно справилась с тяготами военного времени, и даже достаточно серьезный послевоенный социальный конфликт не стал принципиальной угрозой для существующего порядка. За таким важным исключением, как война за независимость в Ирландии, их географическая целостность не подвергалась опасности.

Однако смысл контрпримера состоит в задании концептуальной точки отсчета, позволяющей оценить основной феномен — в данном случае военизированное насилие в других регионах Европы. Вероятно, в этом отношении полезнее рассматривать не Великобританию, а Францию, поскольку в этой стране все же создавались отечественные военизированные формирования, и военизированная политика выдвигалась здесь и в качестве опоры парламентской республики, и в качестве ее альтернативы. Понимание того, почему дело обстояло таким образом и какие факторы ограничивали распространение военизированного насилия во Франции, может пролить свет на его более обширные и кровавые проявления в других странах. Однако по причинам, которые будут объяснены ниже, изучение французских военизированных формирований требует использования временных рамок, выходящих за пределы 1923 года.

Рис. 17. «Культура победы» под угрозой поражения. Голос павших на войне призывает живых встать на защиту победы: «Живые, вставайте! Не позволяйте говорить о нас как об умерших напрасно!»

Рисунок Максима Реаль дель Сарте, ведущего французского художника и скульптора, члена ультраправой группировки Action Française, раненного под Верденом в январе 1916 г.

Этот рисунок был помещен на обложке журнала «Лиги за союз французов, не предавших победу» 9 марта 1924 г., накануне выборов, выигранных «Картелем левых»

Мифы о победе и революции