Лейборист Артур Хендерсон задавался вопросом о том, как правительство могло поставить себя в такое положение, что его действия «сравнивались с политикой [германских] гуннов в бельгийских деревнях во время войны»{787}
. В глазах сэра Генри Уилсона, начальника имперского Генерального штаба, военизированное насилие было не просто «фатальной политикой и упущением со стороны правительства», а «чрезвычайно опасной и неоправданной практикой»{788}. Уилсон не был против насилия в Ирландии. Он почти неизменно называл бойцов ИРА убийцами, выступал за введение полноценного военного положения и хотел умиротворить страну с помощью расстрельных списков{789}. Но он желал, чтобы правительство взяло на себя ответственность и действовало так, как, по его мнению и убеждению, надлежит действовать британскому правительству: «Для меня все это означает полное банкротство правительства и обязательно приведет к хаосу и анархии». «Черно-коричневые» — не более чем «буйные дьяволы», а «идея Л[лойд] Дж[орджа] и Уинстона послать туда банду убийц, чтобы та перебила других убийц, была и остается вещью скандальной»{790}. В своем дневнике Уилсон отмечал аналогичное неодобрение со стороны короля: «Он хочет запретить всех “Черно-коричневых”»{791}. Они не соответствовали идеалу британской войны по представлениям Георга V.Если военизированное насилие представляло собой оскорбление идеала войны в широком смысле, то еще более затруднительно выявить те идеалы или идеи, за которые сражалось большинство людей, отправленных в Ирландию. Если некоторые — такие как вышеупомянутый Дафф — открыто признавали, что служат исключительно за деньги, а многие вступали или возвращались в ряды военизированных сил, не найдя вообще никакой работы или такой работы, которая, по их мнению, соответствовала бы их военным заслугам, то прочие, кажется, просто не знали, где, с кем и зачем они будут сражаться в Ирландии. С точки зрения одного бойца вспомогательного дивизиона, просто «наконец нашлось какое-то занятие»{792}
. В то время как люди, подобные Уилсону, являлись откровенными, убежденными и решительными унионистами и свято верили в то, что ирландские события определяют судьбу империи, в целом мотивации были такими же разными, как и сами участники военизированных формирований. Некоторыми двигала ненависть, вражда, верность империи, война ради войны. Другие всего лишь старались продержаться, отбыть свой срок, симулировать болезнь или по максимуму выжать из этого очередного назначения вдали от дома. Для третьих мотивацией являлся своеобразный расизм, нашедший выражение в словах бойца вспомогательного дивизиона: «У немца есть честь. У турка есть честь. У черномазого есть честь. Чести нет лишь у “шиннера”. Вступайтесь за любую ублюдочную расу, за какую хотите, но только не за ирландцев»{793}. Однако это отсутствие явной идеологии создает разительный контраст со многими военизированными движениями Европы. В отличие от них «Черно-коричневые» не имели ни идеологии — будь то национализм или социализм, — ни цели. Если что-то и выделяло их из числа прочих военизированных движений, то в первую очередь — борьба с врагом, ставившим перед собой намного более ясную цель:…большинство из нас не могло не испытывать сочувствия к тем беднягам, за которыми мы охотились по холмам и болотам. Они, по крайней мере, считали, что сражаются за справедливое дело, в то время как мы точно не могли сказать этого о себе, понимая, что являемся лишь орудием в руках лондонской политической хунты{794}
.И хотя большинство не заходило так далеко, как Дафф, признававший: «Я бы перешел на службу в Ирландскую республиканскую армию, если бы знал, как это сделать», — все же он явно не был исключением, судя по частым случаям дезертирства, отставки или передачи и продажи оружия повстанцам{795}
. «Мы определенно не были патриотами, готовыми умереть за свою родину», — вероятно, именно это отличало «Черно-коричневых» от других военизированных группировок той эпохи{796}. Не шло речи и о верности конкретному вождю или конкретной политике; многие скатывались к военизированному насилию из-за отсутствия иного внятного выхода. Политика, религия, этническая принадлежность и даже утрата ориентиров — все это присутствовало в той или иной мере и в тех или иных разновидностях, но в недостаточном количестве для того, чтобы оформиться в единую идеологию и сделать английское военизированное насилие в Ирландии чем-то большим, нежели сумма его частей.