Читаем Война во время мира: Военизированные конфликты после Первой мировой войны. 1917–1923 полностью

Лейборист Артур Хендерсон задавался вопросом о том, как правительство могло поставить себя в такое положение, что его действия «сравнивались с политикой [германских] гуннов в бельгийских деревнях во время войны»{787}. В глазах сэра Генри Уилсона, начальника имперского Генерального штаба, военизированное насилие было не просто «фатальной политикой и упущением со стороны правительства», а «чрезвычайно опасной и неоправданной практикой»{788}. Уилсон не был против насилия в Ирландии. Он почти неизменно называл бойцов ИРА убийцами, выступал за введение полноценного военного положения и хотел умиротворить страну с помощью расстрельных списков{789}. Но он желал, чтобы правительство взяло на себя ответственность и действовало так, как, по его мнению и убеждению, надлежит действовать британскому правительству: «Для меня все это означает полное банкротство правительства и обязательно приведет к хаосу и анархии». «Черно-коричневые» — не более чем «буйные дьяволы», а «идея Л[лойд] Дж[орджа] и Уинстона послать туда банду убийц, чтобы та перебила других убийц, была и остается вещью скандальной»{790}. В своем дневнике Уилсон отмечал аналогичное неодобрение со стороны короля: «Он хочет запретить всех “Черно-коричневых”»{791}. Они не соответствовали идеалу британской войны по представлениям Георга V.

Если военизированное насилие представляло собой оскорбление идеала войны в широком смысле, то еще более затруднительно выявить те идеалы или идеи, за которые сражалось большинство людей, отправленных в Ирландию. Если некоторые — такие как вышеупомянутый Дафф — открыто признавали, что служат исключительно за деньги, а многие вступали или возвращались в ряды военизированных сил, не найдя вообще никакой работы или такой работы, которая, по их мнению, соответствовала бы их военным заслугам, то прочие, кажется, просто не знали, где, с кем и зачем они будут сражаться в Ирландии. С точки зрения одного бойца вспомогательного дивизиона, просто «наконец нашлось какое-то занятие»{792}. В то время как люди, подобные Уилсону, являлись откровенными, убежденными и решительными унионистами и свято верили в то, что ирландские события определяют судьбу империи, в целом мотивации были такими же разными, как и сами участники военизированных формирований. Некоторыми двигала ненависть, вражда, верность империи, война ради войны. Другие всего лишь старались продержаться, отбыть свой срок, симулировать болезнь или по максимуму выжать из этого очередного назначения вдали от дома. Для третьих мотивацией являлся своеобразный расизм, нашедший выражение в словах бойца вспомогательного дивизиона: «У немца есть честь. У турка есть честь. У черномазого есть честь. Чести нет лишь у “шиннера”. Вступайтесь за любую ублюдочную расу, за какую хотите, но только не за ирландцев»{793}. Однако это отсутствие явной идеологии создает разительный контраст со многими военизированными движениями Европы. В отличие от них «Черно-коричневые» не имели ни идеологии — будь то национализм или социализм, — ни цели. Если что-то и выделяло их из числа прочих военизированных движений, то в первую очередь — борьба с врагом, ставившим перед собой намного более ясную цель:

…большинство из нас не могло не испытывать сочувствия к тем беднягам, за которыми мы охотились по холмам и болотам. Они, по крайней мере, считали, что сражаются за справедливое дело, в то время как мы точно не могли сказать этого о себе, понимая, что являемся лишь орудием в руках лондонской политической хунты{794}.

И хотя большинство не заходило так далеко, как Дафф, признававший: «Я бы перешел на службу в Ирландскую республиканскую армию, если бы знал, как это сделать», — все же он явно не был исключением, судя по частым случаям дезертирства, отставки или передачи и продажи оружия повстанцам{795}. «Мы определенно не были патриотами, готовыми умереть за свою родину», — вероятно, именно это отличало «Черно-коричневых» от других военизированных группировок той эпохи{796}. Не шло речи и о верности конкретному вождю или конкретной политике; многие скатывались к военизированному насилию из-за отсутствия иного внятного выхода. Политика, религия, этническая принадлежность и даже утрата ориентиров — все это присутствовало в той или иной мере и в тех или иных разновидностях, но в недостаточном количестве для того, чтобы оформиться в единую идеологию и сделать английское военизированное насилие в Ирландии чем-то большим, нежели сумма его частей.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
100 знаменитых памятников архитектуры
100 знаменитых памятников архитектуры

У каждого выдающегося памятника архитектуры своя судьба, неотделимая от судеб всего человечества.Речь идет не столько о стилях и течениях, сколько об эпохах, диктовавших тот или иной способ мышления. Египетские пирамиды, древнегреческие святилища, византийские храмы, рыцарские замки, соборы Новгорода, Киева, Москвы, Милана, Флоренции, дворцы Пекина, Версаля, Гранады, Парижа… Все это – наследие разума и таланта целых поколений зодчих, стремившихся выразить в камне наивысшую красоту.В этом смысле архитектура является отражением творчества целых народов и той степени их развития, которое именуется цивилизацией. Начиная с древнейших времен люди стремились создать на обитаемой ими территории такие сооружения, которые отвечали бы своему высшему назначению, будь то крепость, замок или храм.В эту книгу вошли рассказы о ста знаменитых памятниках архитектуры – от глубокой древности до наших дней. Разумеется, таких памятников намного больше, и все же, надо полагать, в этом издании описываются наиболее значительные из них.

Елена Константиновна Васильева , Юрий Сергеевич Пернатьев

История / Образование и наука