Пока же дом Афонсу решил использовать его разрушенные пушечными выстрелами стены как «наглядное пособие» для демонстрации эффективности португальской осадной артиллерии посланнику Малик Ияса, повелителя Диу. Время от времени Албукерки и хитрый «татарин» обменивались вежливыми дипломатическими посланиями, хотя опасливо и недоверчиво следили друг за другом. Губернатор Индии надеялся, что царь Камбея когда-нибудь разрешит ему построить форт в своем столичном городе, а Малик Ияс делал все возможное, чтоб этого не допустить.
Его посланнику, прибывшему к дому Афонсу с поздравлениями по случаю завоевания Малакки, португальцы показали все, способное послужить к вразумлению пославшего его: зримые следы воздействия португальских пушек на стены Бенаштарима; мощные башни, построенные по приказу Албукерки во всех уязвимых местах острова; великолепные конюшни с четырьмя сотнями арабских скакунов самых благородных кровей; склады военного имущества, оружейные палаты и тяжелые бомбарды, в чьи жерла гость был вынужден засунуть голову, чтобы оценить по достоинству их калибр.
«Все это, как и много другое, прибывающее ежегодно из Португалии, находятся в распоряжении царя Камбея и Малик Ияса» — заверял Албукерки со сладкой улыбкой посла.
В завершение экскурсии, представителя Малик Ияса облачили в португальский панцирь, после чего стрелок из аркебузы выпустил ему в грудь пулю (не предупредив «мавра», что эта пуля — не свинцовая, а восковая).
Как пишет хронист Корреа: «Мусульманин счел себя убитым».
«Вы видите, что наши панцири непробиваемы для пуль» — сказал генерал-капитан послу Малик Ияса когда тот вновь пришел в сознание. «Возьмите его и отвезите в дар Вашему господину с моими самыми наилучшими пожеланиями».
Выданным Росул Каном перебежчикам дом Афонсу сохранил жизнь, как и обещал «турецкому» военачальнику. Однако можно усомниться в том, была ли эта сохраненная им жизнь в радость, с учетом тяжести постигшего ренегатов наказания. Как уже говорилось выше, они предали своего монарха и свою веру, что в те времена считалось, пожалуй, двумя самыми гнусными преступлениями. На их примере Албукерки решил дать наглядный урок другим возможным ренегатам и изменникам.
Три дня отступники просидели, забитые в колодки, осыпаемые насмешками жителей, вырывавших им, волосок за волоском, брови, усы и бороды. На второй день им отрезали носы и уши, на третий — кисть правой и большой палец левой руки. После чего они получили свободу и дозволение врачевать свои раны, от которых, разумеется, по меньшей мере половина «освобожденных» умерло. Суровые были времена, ничего не скажешь.
Глава двадцать вторая
Экспедиция к Красному морю
«Султан Египта прислал шейху Адена десять тысяч стрел, сотню луков и кувшин бальзама. Стрелы и луки означали смерть, а содержимое кувшина было предназначено для бальзамирования мертвого тела шейха, если он не покорится. Однако даже эта угроза не заставила шейха выплатить султану сто тысяч серафимов дани, которые Египет требовал с Адена».
Эту новость Албукерки узнал от двух заезжих кастильских торговцев, сообщивших губернатору о том, что теперь разгневанный отказом повелитель Мисра вознамерился завоевать Аден. Появление египетских мусульман в Баб-эль-Мандебском проливе, соединявшем Аденский залив[89]
с Красным морем, означало бы серьезную угрозу позициям Португалии, причем не только в регионе Благодатного полумесяца, но и в Индии. Поэтому дом Афонсу принял твердое решение совершить в январе следующего года уже дважды отложенную им экспедицию к Красному морю.Пока же он всецело посвятил себя вопросам управления Гоа и укрепления оборонительных сооружений острова, в особенности — отнятой у «турок» Идалкана в феврале 1512 года крепости Бенаштарим, получившей, после перехода под власть португальцев, совершенно новые стены и башни. «Могу сказать Вам по правде» — писал генерал-капитан дому Мануэлу Счастливому — «что ни в одной христианской державе, которую мне доводилось посещать за мою долгую жизнь (не забывайте, уважаемый читатель — дело было в самом начале XVI века, с его совершенно иными представлениями о продолжительности жизни человека! —