– В Берлине настроения действительно несколько иные, чем в Петербурге, – кивнул австрийский министр иностранных дел, – там у нас и в самом деле еще немало друзей в высшем обществе. Но дело в том, что кайзер Вильгельм уже закусил удила и влечет германскую колесницу к обрыву, с которого уже не будет возврата. По некоторым сведениям, кайзеру при разделе территории Европы обещаны все австрийские земли с немецким населением, и на десерт – марш германских гренадер по парижским улицам. Идея собрать всех немцев под скипетр Гогенцоллернов полностью овладела хозяином Германской империи, и отвратить его от этой мысли невозможно никакими посулами.
– Да уж, – сказал Франц-Иосиф, – Париж для Вильгельма – это все равно что сыр в мышеловке. Теперь понятно, почему русский император так долго сдерживал германские аппетиты на французском направлении. Ему совсем не нужно было, чтобы его друг раньше времени наелся сладкого и потерял интерес к предстоящему банкету. Одним словом, понятно, что отвертеться от войны нам не удалось. Увы. Господин Конрад фон Хётцендорф, скажите, а насколько наша армия лучше турецкой? Ведь против нее будут воевать не болгары и греки, а русские, возможно, германцы и только чуть-чуть сербы. Мы все помним, чего нам сорок лет назад стоило столкновение один на один с Германской империей. Битва при Садовой[55]
в нашей памяти осталась такой зарубкой, какой для французов стал разгром при Седане.Начальник австрийского генерального штаба скривил губы в скептической усмешке и расстелил на столе большую карту.
– Нам вряд ли придется воевать с германской армией, – сказал он, – зато русские, не объявляя мобилизации, под видом подготовки к летним маневрам подтянули почти свои дивизии постоянной готовности в непосредственную близость к нашим границам. А это тридцать армейских корпусов, включая два гвардейских, один гренадерский и еще четыре корпуса, переброшенных из Сибири, а также пресловутый корпус морской пехоты генерала Бережного. Судя по концентрации вражеских частей, против Кракова будет действовать от восьми до двенадцати вражеских корпусов. Еще восемь будут наступать на Лемберг (Львов), четыре с севера со стороны Люблина и четыре с востока со стороны Житомирской губернии. Еще четыре корпуса сосредоточены в Бессарабии и могут быть предназначены для вторжения в Трансильванию с южного направления совместно с румынскими войсками. При этом вся русская кавалерия выведена из состава армейских корпусов и сведена в два мощных кавалерийских соединения, именуемых конными армиями, и обе этих армии сосредоточены у наших границ, сразу за пехотными корпусами: одна нацелена на Краковское, а другая на Трансильванское направления. Всего на трех ключевых направлениях русские сосредоточили против нас полмиллиона штыков и пятьдесят тысяч сабель, при том, что мы можем выставить против них примерно двести пятьдесят тысяч штыков и сабель. Процесс мобилизации ландвера и гонведа только начался, поэтому в связи со значительным перевесом противника[56]
над нашими войсками длительная оборона Галиции не представляется возможной. Основная задача наших войск – не давая себя опрокинуть, с арьергардными боями отступать от границы с целью закрепиться на горных перевалах и продержаться там то время, которое необходимо для завершения мобилизации.– Всего двести пятьдесят тысяч? – с сомнением переспросил император Франц-Иосиф. – Я думал, наша армия примерно вдвое больше…
– Еще сто пятьдесят тысяч наших солдат, Ваше Апостолическое Величество, – сказал Франц Конрад фон Хётцендорф, – будут воевать против Сербии и Черногории, а также беречь наши границы с Румынией и Италией. В любом другом случае нас просто начнут есть заживо. При этом надо учесть, что сербское командование оказалось умнее, чем мы думали. После проведения мобилизации, только часть их войск вторглась в Косово и Метохию, а остальные силы заняли оборону на границе с Воеводиной и Боснией, готовясь продержаться до тех пор, пока русские не нанесут нам поражение в Галиции и не прорвутся внутрь страны… Именно поэтому жизненно важно наличными средствами задержать русскую армию на перевалах, потому что иначе нас разнесут вдребезги с тем же шиком, с каким болгары разнесли турецкую армию в Македонии.
– Это не сербы так умны, мой дорогой Франц, – вздохнул наследник престола, – это император Михаил заблаговременно принял меры к тому, чтобы его солдатам не пришлось слишком спешить, выручая своих союзников из неприятного положения. Но сейчас я хочу сказать о другом. Исходя из той карты, что лежит на столе, я вижу приготовленную русскими бомбу, взрывчатый заряд страшной разрушительной силы, который уничтожит нашу империю и сделает ее пищей для победителей. Но при этом тут не хватает своего рода фитиля, детонатора, который подорвал бы этот заряд. Ведь сейчас все же не те времена, когда было можно без повода и объявления войны вторгнуться с армией на чужую территорию только потому, что она потребовалась для округления владений.