Война за проливы. Призыв к походу

– Да, предложили, – согласился Николай, – ибо при любом другом раскладе он бы не стал так интенсивно с нами сотрудничать. Ваш Димитриевич – примитивный националист. Ему теории о создании Великой Сербии важнее реальных политических раскладов. Ваша позиция, Георгий, должна быть совсем другой. Допустим, австро-венгерская армия разгромлена, в Будапешт вошли русский войска, в Вену – германские; а сербская армия вступает в Боснию и Хорватию, где ее встречают цветами…

– Погодите, Николай, – сказал я, – вы только что сказали, что хорваты и босняки не за что не смогут ужиться с сербами в одном государстве…

– Это потом, – ответил он, – а первоначально все будет достаточно радужно. Хорваты, босняки и сербы все-таки разговаривают на одном языке, и после австрийцев, которые воспринимались как чистые оккупанты, ваши солдаты будут считаться у местных своими. Потом кайзер Вильгельм объявит аншлюс и заберет под свою руку земли, населенные немцами, а империя Габсбургов исчезнет с карты мира как страшный морок. В то же самое время похожие события будут происходить с Османской империей, только там главными бенефициарами ее расчленения будут Российская империя, Болгарское царство и немного Королевство Эллинов. Интерес России на той территории – это зона Проливов и прилегающие территории, а также населенные армянами земли на Турецком Кавказе. Ну да ладно. И вот – представьте, что боевые действия закончены, территории разделены. Где по справедливости (то есть болгары к болгарам, греки к грекам, сербы к сербам и немцы к немцам), а где и по договоренности (то есть жирные куски – главным победителям).

– Представил, – кивнул я, ибо имел уже общее понятие о русском плане раздела территории Балкан.

Русский император, конечно, не смог бы удовлетворить все пожелания, но максимально старался следовать описанному Николаем принципу справедливости. Вообще на Балканах достаточно мест, где население так перемешано, что там сам черт ногу сломит, пытаясь разобраться, кто тут, откуда, на каком языке говорит и как молится Богу.

– Так вот, – сказал Николай, – прошло, предположим, двадцать лет. За это время германоязычные австрийцы стали просто немцами, западные болгары-македонцы слились с основной частью болгарского народа, греки Смирны и Архипелага полностью интегрировались в греческое общество, и только на территории Великой Сербии (или как там будет называться твое государство), словенцы, хорваты и босняки продолжают чувствовать себя чужеродными элементами в сербском государстве. Конечно, в обычных условиях чувства на хлеб не намажешь, но обычные условия бывают не всегда. При малейшем политическом потрясении, в том числе и во время войны, у этих народов появятся лидеры, которые потянутся за поддержкой – кто к Германии, кто к Италии, а кто к далеким англосаксам. Как только появится надежда развалить твое государство, поддержку сепаратистам тут же окажут все государства Европы, ибо вас, сербов, они воспринимают как своего рода маленьких русских, на которых можно выместить все, что не удалось сделать с Большой Россией.

Я вспомнил рассказ господина Димитриевича и кивнул. Русский представитель, который вел с ним неофициальные переговоры, немного рассказал о том, как в будущем сложилась судьба государства, созданного моим братом. Потоки сербской крови во время той смуты были самыми густыми и обильными, и в то же время сербов, что были главными жертвами, европейские государства дополнительно сделали и главными виновниками той бойни. Нет, нет и еще раз нет – совершенно немыслимо допустить повторения той истории! Но и не брать себе обещанных нам территорий мы тоже не можем. Во-первых – на тех землях тоже живут сербы, просто они перемешаны с хорватами и босняками, а во-вторых – если этого не сделать, Сербия так и останется мелким, ничего не значащим балканскими государством. И при этом нас совершенно не будет утешать тот факт, что другие государства вокруг Сербии будут такими же мелкими и ничего не значащими. С этим противоречием наверняка можно хоть что-нибудь сделать, да только я пока не представляю, что именно.

Естественно, я спросил Николая о том, можно ли каким-нибудь способом преодолеть это противоречие. На что получил осень интересный ответ, который заставил меня задуматься.

– Знаешь, Георгий, – сказал он, – как мне кажется, все эти несчастья произошли с Сербией из-за чисто человеческого фактора. Вы, сербы, древний народ, страдавший на протяжении большей части своей истории, и это свое историческое страдание вы в буквальном смысле возвели в культ. Там, где у русского народа история побед, расширения территории и одоления врагов, там у вас страдания, страдания, страдания. Из-за этого вы мысленно поставили стену между собой и хорватами с босняками, которые для вас являются ренегатами, отказавшимися от страданий путем смены веры. И пусть прошло уже несколько сотен лет, но вы все равно считаете их предателями и вероотступниками.

– А разве они не предатели? – воскликнул я, – разве они не предали наше сербское первородство за миску чечевичной похлебки?