Война за Проливы. Решающий удар

Война с Австро-Венгрией, длившаяся меньше месяца, по большей части уже закончилась. От нее остался только очаг в Боснии-Хорватии, которым в основном теперь будет заниматься сербская армия, а русские войска густо, точно косяки идущей на нерест рыбы, поворачивают на юг, в направлении линии Фракийского фронта, лениво погромыхивающей канонадой. Там братушки уже измаялись лениво перестреливаться с турецкими аскерами, ибо Македонию и Западную Фракию они уже съели вплоть до устья реки Марица, а биться один на один с отмобилизованной османской армией силенки у них слабоваты. И наш корпус в этом движении не исключение. Тут в Будапеште вместе со мной только первая бригада корпуса; остальные его части следуют на юг, где нам в самом ближайшем будущем предстоит биться за Черноморские проливы (а если смотреть шире, то за устранение из русских соседей последнего патологически враждебного государства).

Но сейчас мы здесь, в революционном Будапеште. Обстановочка – дикая помесь из сцен Парижской коммуны и нашего октября семнадцатого года. Повсюду множество красных знамен, транспарантов с надписями на венгерском языке, гуляет штатская публика, вдыхая воздух свободы и украсив себя большими сочными алыми бантами – у мужчин они приколоты к петлицам, а у дам к шляпкам. Эти красные банты тут повсюду, а у тех, кто несет службу – вместо них нарукавные повязки. Ими украшены железнодорожные рабочие, станционные служащие, полицейские, а также извозчики и прочие работники бытового обслуживания – вплоть до лоточников, продающих горячие пирожки. Эти люди пока еще не понимают ни глубинного смысла произошедших событий, ни их ближайших и отдаленных последствий, но из их радостного и в общем непринужденного вида можно сделать вывод, что крушение старого мира поддержали самые широкие слои общества, за исключением разве что верхнего слоя сливок былой элиты. Все они рады, что война закончена, что русские армии не будут штурмовать их город, а еще тому, что в ближайшее время по домам вернутся их родные и близкие, которым не повезло (или, наоборот, повезло) попасть в русский плен.

Наиболее заметным элементом в толпе являлись так называемые народогвардейцы, одетые в еще необмятую серо-стальную форму гонведа, дополненную красными кокардами и такими же красными нарукавными повязками. По большей части они смотрятся обыкновенными мужиками (только венгерской национальности), которых бестолковые интеллигенты из старого правительства оторвали от земли в самое страдное время. Это нетерпение поскорее вернуться по домам крупными буквами читается у них в глазах, а еще им глубоко фиолетово на восьмичасовой рабочий день (ибо в деревне по сути своей он не нормирован), на всеобщее избирательное право, на свободу прессы и собраний. За революционерами они пошли, чтобы поскорее прекратить никому не нужную войну, а потом, свергнув министров-капиталистов – скорее к своим полям убирать урожай, пока перезрелый колос не начал ронять зерно прямо в землю. Думаю, что вождь венгерской революции Дьюла Альпари[19], именно по причине осознания зыбкости и непредсказуемости имеющейся в его распоряжении вооруженной силы, и пошел на соглашение с нашим императором Михаилом, не вступая в жаркие дискуссии по отдельным вопросам.

А вот и он – встречает меня прямо тут, на вокзале: молодой еще, круглолицый мужчина в маленьких очках с железной оправой, похожий на недоучившегося студента. Прикид на революционном вожде вполне соответствует окружающей обстановке: офицерские кожаные сапоги (рядовые с сержантами носят ботинки с обмотками), серо-стальные офицерские бриджи со вставками и черная кожаная куртка-косуха, рукав которой туго перехватывает красная повязка. А позади него, на некотором отдалении – группа суровых угрюмых мужчин неопределенного возраста в точно таких же куртках. То ли телохранители, то ли штаб и советники; а может, и то и другое. Да, никогда не думал, что сподоблюсь увидеть такое, до сей поры мне казалось, что все революционные зрелища придутся на долю того моего двойника, что угодил в горячий революционный тысяча девятьсот семнадцатый год.

– Здравствуйте, товарищ Бережной, – с сильным акцентом, но на вполне понятном русском языке сказал мне вождь венгерской революции, – я очень рад, что император Михаил прислать именно вас.

– Здравствуйте, товарищ Альпари, – ответил я, – комендантом Будапешта и окрестностей назначен генерал-лейтенант Никитин, командир первого армейского корпуса, а моя задача – только оценить местную обстановку и выработать для него рекомендации… Дня три, а может быть, четыре я у вас пробуду, а потом мы распрощаемся ко всеобщему удовольствию.

– Но почему, товарищ Бережной?! – потрясенно спросил мой собеседник, нервно протирая платком стекла очков. – Мы рассчитывать, что вы будете с нами, как человек из другого мира, который с сочувствием относиться к борьбе простого народа за свои права… Любой другой обычный генерал, русский или венгерский, скорее всего, захочет вернуть все взад, как быть при император и король Франц-Иосиф.