Война за Проливы. Решающий удар

28 июля 1908 года, полдень. Российская империя, Петербургская губерния, Гатчина, Большой Гатчинский Дворец, рабочий кабинет императора Всероссийского.

Присутствуют:

Император Всероссийский Михаил II;

Министр труда – действительный статский советник Владимир Ильич Ульянов, он же товарищ Ленин;

Председатель Союза фабрично-заводских рабочих – Иосиф Виссарионович Джугашвили, он же товарищ Коба;

Начальник ГУГБ – тайный советник Александр Васильевич Тамбовцев;

Замначальника ГУГБ – генерал-лейтенант Нина Викторовна Антонова.

– Итак, товарищи, – произнес император, начиная встречу, – хочу вас, так сказать, обрадовать. Позавчера днем в Будапеште произошла социалистическая революция, во главе которой оказался ученик товарища Кобы – некто Дьюла Альпари. Товарищи большевики, как вы можете объяснить нам таковую коллизию? Это что, второе издание Парижской коммуны?

Коба с Лениным переглянулись и синхронно кивнули.

– Ничего архиэкстраординарного в венгерской революции нет! – в своем стиле взмахнув рукой, воскликнул Ильич. – Вы, товарищ Михаил, правильно провели аналогии с Парижской коммуной. Когда государство рушится под тяжестью военных поражений, верхи теряют возможность управлять прежними методами, а низы получают возможность высказаться о том, как они не хотят жить прежней жизнью. А дальше дело только за организацией, имеющей возможность осуществить переворот, и лидером, способным его возглавить.

Антонова добавила:

– Тем более что цели этой революции отнюдь не социалистические, а вполне буржуазно-демократические: прекращение никому не нужной войны, введение всеобщего избирательного права и прогрессивного трудового законодательства. Всех прочих, социалистических целей, товарищи революционеры рассчитывают добиться эволюционным путем в ходе парламентских дебатов.

– Вот именно, товарищ Антонова! – воскликнул Ильич, – демократические изменения в венгерском обществе назрели, и даже перезрели. К тому же смею напомнить, что товарищ Михаил также приложил свою руку к формированию в Венгрии революционной ситуации. Война, развязанная по его приказу, произвела все необходимые для этого тектонические сдвиги, и нашим товарищам оставалось только подобрать валяющуюся на земле власть. Да-да, власть в Будапеште валялась на земле: как иначе можно понять поведение тамошнего правительства, когда их страну едят сразу со всех сторон, а они две недели не могут принять вменяемого решения?

– А вот тут, товарищ Ленин, мы переходим к роли личности в истории, – сказала Антонова, – точнее к оценке того момента, когда эта личность востребована для принятия важных решений, а ее по какой-то причине на месте не оказывается. В Австрии роль такой личности сыграл генерал Конрад фон Хётцендорф: командуя действующей армией, он взял на себя обязанности регента и душеприказчика трагически погибшего императора Франца Фердинанда и свел период неопределенности к минимуму, передав австрийскую корону милейшему германскому кайзеру. Что ему претензии выродившихся Габсбургов: он думал только об интересах страны, волею случая оказавшейся на его попечении. В результате в Австрии, да и в Богемии с Моравией, в этой войне не было разбито ни одного оконного стекла. А вот в Венгрии такой личности не оказалось – и демократически избранные пауки в банке не могли принять никакого решения. Они не учредили регентство – для этого среди них не нашлось достаточно сильной личности, и не провозгласили республику – против этого и двадцать лет спустя будет подавляющая часть венгерского правящего класса. И даже в рамках имеющихся у них полномочий они не признали поражения в войне и не подписали акт о капитуляции. А все оттого, что любое из этих решений давало их оппонентам возможность для критики с возможным обвинением в измене и отстранении от власти. Господин Векерле, конечно, неплохой человек и благими намерениями обвешан как рождественская елка игрушками – но это не вождь своего народа и не боец за его счастье. Потолок его должности – министр финансов, сводящий в государственных финансах дебет с кредитом, и на этом его функция заканчивается… Коллегиальное правление может показаться неплохим способом в политически спокойной обстановке, но едва начинается эпоха перемен, без сильной личности у руля государства не обойтись.

– У французов тоже есть сильная личность – господин Клемансо, – неожиданно заметил глубокомысленно молчавший до того момента Коба, – но не думаю, что им это поможет, потому что решения, принятые этим человеком, основывались на непроверенной поверхностной информации. Ошибочное решение в критический момент может подкосить государство ничуть не хуже, а может, даже и лучше, чем отсутствие каких-либо решений вообще.