Война за Проливы. Решающий удар

– Да, Вячеслав Николаевич, понимаю, – ответил граф Келлер, – и надеюсь, что если выдастся такой случай, то я сумею преподать ему свою часть жизненного опыта. К тому же хочу сказать, что мысль о Царьграде крайне интересна: я тоже хотел бы поучаствовать в этом славном деле, если оно будет.

– Поучаствуете, Федор Артурович, наверняка поучаствуете, – сказал я, – пусть даже и не в самом штурме османской столицы, где кавалерии не место, а только в операции обеспечения – но все равно дело будет весьма славным.

– Ну, Вячеслав Николаевич, – усмехнулся Келлер, – ваши бы слова да Богу в уши! А сейчас соизвольте откланяться, дела-с…

26 июля 1908 года, полдень. Транслейтания (Венгрия), Будапешт, Будайская крепость.

Две недели королевство Венгрия живет без короля – что на троне, что в голове. Разброд и шатания, революционеры и консерваторы, республиканцы и легитимисты – все смешалось в одну кучу. Положение осложнялось тем, что Венгрия вела тяжелую, заведомо проигранную войну, но никто не мог набраться смелости бросить карты на стол, потому что тогда конкуренты по политической борьбе накинутся на этого человека, чтобы сожрать его с потрохами. Тем более что на данный момент у власти в Будапеште находился так называемый «компромиссный кабинет», составленный из представителей национальных конституционалистов, радикальных сторонников независимости и клерикалов. А это еще тот террариум: загрызть тут могут по любому, даже самому незначащему вопросу. Национальная революция 1848 года, жестоко подавленная сатрапами царя Николая Первого, считалась в этих кругах эпохальным событием венгерской истории – и борцы за венгерскую независимость, примирившись в рамках личной унии с австрийским государством, ничего не забыли и не простили России, которая их жестко нагнула и оскорбила действием…

Все эти партии, как бы они ни назывались, представляли интересы аристократов, крупных помещиков и отчасти капиталистов, которые и составляли правящий класс в венгерском королевстве. Все свои надежды они связывали с молодым императором Францем Фердинандом, который намеревался расширить и углубить венгерскую автономию в составе единого государства и в то же самое время не отрывать Венгрию от имперской сиськи. Народ для этих деятелей, несмотря на заявляемую ими либеральность, демократичность и конституционность, являлся не более чем питательной средой, из которой они тянули свои соки. Это народ должен был гнуть спину на полях, фабриках и заводах, народ должен был умирать с винтовкой в руке на полях сражений, народ должен был со стоическим терпением переносить все, что взвалят на него господа из правительства. И при этом народ был лишен элементарных возможностей повлиять на происходящее, поскольку в Венгрии избирательное право даже для мужчин было далеко не всеобщим и отсекало от выборов самую многочисленную и малообеспеченную часть общества.

Но сам народ, до того безмолвствовавший, имел по этому вопросу свое, особое мнение, выражаемое через посредство непарламентской социал-демократической партии Венгрии. А непарламентской, хоть и не запрещенной, эта партия была потому, что основной ее электорат отсекался от избирательного процесса имущественным цензом. И хоть венгерские социал-демократы были весьма рептильной организацией, не ставящей никаких эпохальных задач и сосредоточившейся на завоевании того самого всеобщего избирательного права, внутри нее зрели зерна здорового радикализма, посеянные агентами Кремля (то есть, простите, Зимнего Дворца). Товарищи Ленин и Джугашвили, несмотря на то, что пошли на сотрудничество с царским режимом, имели в социал-демократической среде достаточно высокий авторитет, а некоторые круги этой самой социал-демократии так и вообще смотрели им в рот. Император Михаил, выступающий с приветственной речью перед участниками первомайской демонстрации, шибал по неокрепшим европейским мозгам не хуже стакана дешевой русской водки.

И сегодня пришло известие, что сербы неожиданно форсировали Дунай и взяли Неопланту (Нови-Сад), а русские армии почти на всем протяжении преодолели окружающие Венгрию горы и вышли на равнину, почти одновременно захватив Прессбург (Братиславу), Кошице, Ужгород Мукачево и Темешвар. Но это только полбеды: из разных мест доносятся слезные стоны, что русские казаки, разбившись на небольшие мобильные отряды, шалят уже под Дебреценом, Сегедом и Печем. Там, будто снова наступили дни Батыева нашествия, горят имения магнатов и железнодорожные станции, взлетают на воздух мосты и падают под откос поезда. Еще совсем немного – и то же самое начнется в окрестностях Будапешта, потому что на севере, в район Прессбурга-Братиславы, вслед за передовыми частями, именующимися почему-то морской пехотой, на равнину выходят большие массы русской кавалерии. Об этом, перед тем как прервалась телеграфная связь, успели сообщить из города Шаморин, находящегося в шестнадцати километрах юго-восточнее Прессбурга.