– Избежать геноцида или его попыток вряд ли удастся, – покачал головой будущий наместник Зоны Проливов. Турки вполне успешно резали иноверцев до султана Абдул-Гамида, при нем и после него, в том числе и при так называемых «демократических» режимах. Что поделать, если такой метод борьбы за идейную чистоту рядов был изначально заложен в код турецкой нации, и за время существования османского государства уверенность в праве на резню неверных только окрепла. Ликвидировав нынешнего султана, можно добиться только увеличения меры хаоса и дезорганизации в турецком обществе, которое через некоторое время и без султана Абдул-Гамида отреагирует на события привычным для него образом, то есть устроив безобразнейшую резню неверных. При этом большая часть людей, считающих себя правоверными, не подозревает, что неверными пророк Мухаммед называл не людей Книги, христиан или иудеев, а разного рода язычников-идолопоклонников…
– Вам ли не знать, уважаемый Мехмед Ибрагимович, что наклеить политический ярлык «идолопоклонник» – занятие не из сложных, – парировала Антонова, – достаточно того, что христиане осмелились поместить в своих храмах скульптурные и живописные изображения людей. Ну а большинство турок, которые кинутся резать своих соседей-иноверцев, будут думать при этом не о вопросах веры, а о том, как бы присвоить себе их дома, сады и поля, женщин, детей и прочее движимое и недвижимое имущество. Вы уж меня простите, но как были ваши соплеменники бандитами и грабителями пятьсот лет назад, так ими и остались. И именно из этого факта мы и должны исходить в своих расчетах.
– Не за что мне вас прощать, уважаемая Нина Викторовна, – вздохнул подполковник Османов, – так есть. Века побед, когда Османская империя в громе пушек подминала под себя все новые и новые христианские народы, сделали турок чванливыми и жестокими, а их тягу к жизни за счет ограбления иноверцев – неистребимой. И даже тяжелейшие поражения последнего столетия, когда турецкое государство выживало только при европейской поддержке, лишь озлобили турецкую нацию, но не сделали ее умнее. И я не знаю, что тут и в самом деле можно поделать, потому что события вроде геноцида армян пятнадцатого года нашей истории или резни понтийских греков, случившейся уже при Ататюрке, кажутся мне неизбежными…
– Аминь, Мехмед Ибрагимович, – с некоторым раздражением сказал император Михаил, – большая часть из того, что вы сказали, нам была известна и прежде. Поэтому, начиная подготовку к войне за отвоевание Проливов, мы сознательно шли на риск подобного развития событий. Нас волнует другое. Если эта резня случится на территории, которая по итогам Ревельской конференции отходит к Российской империи, едва ли мы, не потеряв лица, сможем простить жестоких убийц и, как и прежде, позволим им жить в наших владениях. И в то же время наш русский культурный код, в отличие от турецкого, не предусматривает для себя возможности истребления или изгнания целых народов. То, что там, в вашем прошлом, делал милейший Сосо, находясь в ипостаси товарища Сталина, все же являлось вынужденным перегибом, обусловленным обстоятельствами тяжелейшей войны за будущее всех народов России. И ведь он не поставил к стенке поволжских немцев, крымских татар, кавказских горцев, калмыков и многих других, а просто выселил их туда, где они уже не могли навредить его державе. Но мы бы не хотели, чтобы у нас возникла потребность применять такие меры внутри уже нашей державы, ибо они разрушительно действуют на мироощущение нашего народа. И не принять их тоже будет нельзя, потому что бездействие в таких случаях куда хуже, чем действия, предпринятые под давлением внешних обстоятельств. Надеюсь, вы меня понимаете, господин Османов?
– Понимаю, Михаил, – кивнул тот, – и могу сказать, что это ваше пожелание реализовать значительно проще, чем не допустить резни и геноцида, так сказать, вообще. Просто операция в Проливах должна быть настолько стремительной, чтобы после устранения султана в Стамбуле никто ничего не успел понять, а бои шли бы уже на его улицах. При таком образе действий в любом случае может погибнуть немало неверных и правоверных, но это уже будет не геноцид, а, как говорили наши заклятые «друзья» американцы, «сопутствующие потери»…
– Ну, уже легче, – вздохнул Михаил. – Но нас все равно беспокоит тот факт, что если Австро-Венгрию мы разобрали на запчасти почти бескровно для обеих сторон, то с Турцией так не получится. Если Фракийскую операцию можно сопоставить с приграничным сражением в Галиции и на Карпатах, то освобождение Константинополя обещают превратиться в яростную бойню, когда русская и турецкая кровь потечет по улицам рекой. Боюсь, что после такого сражения город можно будет сносить и строить заново на том же месте. И в то же время мы не видим никакой возможности обойтись без столь жестоких мер, ибо в первую очередь для нас важно устранение перманентных угроз нашему государству, а уж во вторую очередь мы должны думать об остальном.