Война за Проливы. Решающий удар

– Кисмет, – сказал подполковник Османов, – или, как говорил Марк Аврелий: «делай что должно и да свершится что суждено». Но мы все сейчас в одном положении. В самом начале, когда историю требовалось сбить с гибельной колеи, мы все твердо знали, что делать надо, а что нет. Потом, когда мы сумели обеспечить боковой сдвиг и развитие событий пошло параллельно нашей истории, мы знали, чего на самом деле делать нельзя, а о том, что делать необходимо, только догадывались. Теперь, после выхода на траекторию свободного полета, мы только предполагаем и догадываемся и о том, что сделать необходимо, и о том, что делать ни в коем случае нельзя. Знание о нашем прошлом мире нам уже ничем не помогает.

– Согласен с вами, – кивнул император Михаил, – никаких привязок к вашему прошлому отныне быть не может, и готовых решений тоже. Поэтому я спрашиваю вас не как пришельца из будущего, а как преданного нам русского офицера, и в то же самое время этнического турка и правоверного магометанина. Вопрос Проливов решить необходимо, тут двух мнений быть не может, но как уменьшить то количество крови, что должно пролиться во время этой операции?

– Если вы хотите знать мое личное мнение, – сказал подполковник Османов, – то султан Абдул-Гамид вызвал в своих подданных такую ненависть, что по его смерти старого вампира вряд ли кто будет оплакивать. Кроме того, вопрос престолонаследия в Османской империи находится в весьма неурегулированном состоянии и решается в основном путем заговоров и переворотов. Сейчас наследником султана считается, несмотря на наличие взрослых дееспособных сыновей, его единокровный младший брат Мехмед Решад. Этот человек настолько тучный, что его едва ли смогут опоясать мечом Османа, и настолько легкомысленный, что вовсе не интересуется делами государственного управления. Да и не дают ему ничем интересоваться. Абдул-Гамид – настолько подозрительная сволочь, так боится свержения путем переворота, что даже запретил своему брату разговаривать по телефону. В нашем прошлом сверг Абдул-Гамида избранный после младотурецкой революции парламент, провозгласивший султаном Мехмедом Пятым его брата-наследника. И этот же парламент девять лет спустя, когда Мехмед Пятый умер, провозгласил султаном Мехмедом Шестым Мехмеда Вахиддердина, еще одного единокровного брата нынешнего султана. Но дело в том, что здесь и сейчас никакого парламента в Османской империи нет, Абдул-Гамид правит в режиме личной власти, так что совершенно непонятно, кто будет решать вопрос престолонаследия, если и сам султан, и его наследник разом отойдут в иной мир. В спокойное время этот вопрос со временем как-нибудь решился бы, при относительно небольших репутационных и человеческих издержках. Но если султан и его наследник будут уничтожены одновременно с операцией по прорыву наших войск через Чаталжинскую линию и высадкой Босфорского десанта, то сумятица, вызванная этими смертями, может оказать решающее влияние на успех операции по захвату Константинополя. Также одновременно с султаном и наследником желательно ликвидировать главнокомандующего турецкой армией сераскира Мехмеда Реза-пашу, потому что в таком случае рассыплется вся структура армейского командования и государственного управления. Не будет ни султана, который смог бы назначить нового главнокомандующего, ни главнокомандующего, который на армейских штыках смог бы привести к власти нужного ему принца. А потенциальных султанов в Стамбуле как тараканов за печкой…

– Ваша точка зрения мне понятна, – кивнул император Михаил, – а теперь мне хотелось бы понять, как на такую ликвидацию отреагируют наши союзники по Континентальному Альянсу. Убийство французскими агентами императора Франца Фердинанда вызвало в европейских странах весьма резкую и однозначную реакцию.

Генерал Антонова пожала плечами.

– Не думаю, что кайзер Вильгельм и король Эдуард поставят на одну доску австрийского императора и турецкого султана, варвара и дикаря. – сказала она. – Когда на Ревельской конференции решалась судьба Австро-Венгрии, им было важно, чтобы милейший Франц Фердинанд и его наследники не остались бездомными и безработными. От расчлененной империи им обязательно должна была достаться определенная доля. Когда они узнали, что вы собираетесь оставить этому семейству Чехию, Венгрию и Хорватию, то сразу успокоились и сняли возражения. Об Османской империи разговор был совершенно иной. Наши европейские партнеры сразу и безоговорочно согласились с полным расчленением и уничтожением турецкого государства и не возражали против упразднения титулов турецкого султана и халифа, повелителя правоверных. Для них Турция – не европейское государство, монархи которого пользуются правом неприкосновенности, а бычья туша, предназначенная к расчленению на колонии, вроде убиенной англичанами африканской империи Ашанти…