Война за Проливы. Решающий удар

Как только стало понятно, что противник оставил позиции, «Измаилы» перенесли огонь на укрепления турок вдоль русла речки Карасу, а второй гвардейский корпус из состава пятой армии, продвинувшись вперед, занял разрушенные укрепления и расположенный за ними городок, после чего дамбу на предмет поиска заложенных минно-взрывных устройств стали осматривать саперы. Именно здесь, у берега Мраморного моря, имевшего более-менее пологий рельеф, планировалось пустить в дело бронегруппы и добиться прорыва Чаталжинского рубежа и выхода в тыл всей группировки. Удар на причерноморском фланге, южнее озера Деркос, при этом носил вспомогательный характер, там русская пехота действовала мелкими группами, стараясь с наименьшими потерями при поддержке минометов, гаубиц и морских орудий вытеснить турок из их укреплений в возвышенно холмистой местности. В то же время еще дальше на север, на узком заболоченном перешейке, отделяющем это озеро от берега Черного моря, русские саперы клали гать, чтобы дать конной армии Брусилова пройти в обход главной турецкой позиции и соединиться с высаживаемым у самого горла Босфора морским десантом. Турецкие редуты, перекрывающие этот перешеек с восточной стороны, смело артиллерийскими снарядами кораблей с той же безжалостной эффективностью, как и прибрежные укрепления со стороны Мраморного моря.

В первоначальном замысле европейских фортификаторов, проектировавших и строивших эту линию, оборона низменных прибрежных участков возлагалась на турецкий флот, которому предписывалось насквозь простреливать две этих полоски земли и тем самым не допустить прорыва русских на этих направлениях. В 1878 году, найди турки войска для обороны Стамбула, все так и было бы. Похожая картина сложилась бы при войне Османской Империи с Болгарией один на один, но в данном случае, когда место турецких кораблей заняли русские, ежик оказался вывернут наизнанку, мехом внутрь. Уже к десяти часам дня прорывы, обозначившиеся на флангах, приняли угрожающий для турок характер, что вынудило их организовать несколько массированных контратак, которые на местности, простреливаемой корабельной артиллерией не привели ни к чему, кроме увеличения потерь. Еще совсем немного – и после того как огнем корабельной артиллерии турок оттеснят от линии железной дороги, неприступный центр чаталжинской позиции окажется в полном окружении, безо всякой возможности повлиять на обстановку.

И примерно в то же время на песчаных пляжах в десяти километрах западнее горла Босфора и в двадцати километрах к северу от окраин Стамбула, вне досягаемости береговых батарей, началась высадка морского десанта, поддержанного огнем канонерок и артиллерией больших десантных транспортов. Первыми к берегу подошли стопятидесятитонные номерные миноносцы и сыпанули на берег морскими пехотинцами авангарда, которые быстро захватили прибрежный плацдарм. Немногочисленные аскеры редифа старших возрастов (третий сорт не брак), охранявшие берег в этом месте, отступили под натиском орущих: «полундра!» шайтанов, почти не оказывая сопротивления. Сработали то ли размалеванные устрашающим гримом лица, то ли весомые аргументы в виде шквального огня из пистолетов-пулеметов[29].

Потом, сразу после отпрянувших обратно в море миноносцев, к берегу подошли десантные транспорты и, широко раззявив свои пасти, высадили две бригады морской пехоты. После завершения этой операции их винты, вывернув лопасти на реверс, завращались вновь – и оба БДК уползли обратно в море, чтобы, вернувшись в Бургос, забрать следующие две бригады для доставки на плацдарм. На полном ходу они могли обернуться часов за восемь.

И обстановка, складывающаяся на Чаталжинской линии, и, главное, десант у Босфора – все это до предела встревожило турецкое командование. Пока что аскеры, в основном прибывшие с азиатского берега, продолжают драться и не бегут сломя голову от русских шайтанов и лязгающих металлом бронированных чудовищ… Но пройдет совсем немного времени – и ими овладеет паника и отчаяние. Дошло уже до того, что сераскиру пришлось отдать приказ, чтобы каждый офицер с револьвером стоял позади стрелковой цепи, чтобы собственноручно застрелить любого аскера, который попробует убежать с поля боя. А если часть отступит без приказа, то расстрелять должны уже офицера. Иначе армия, деморализованная и разложенная младотурецкой пропагандой, воевать не будет. Но даже с этими мерами необходимо срочно давать команду отводить Чаталжинскую группировку, чтобы усилить ею гарнизон Стамбула. В противном случае эти войска окажутся выключенными из войны и погибнут не только бесславно, но еще и бесцельно. Однако дать разрешение на отступление такого масштаба может только сам султан, поэтому, собрав все бумаги, Мехмед Реза-паша сел в коляску и поехал во дворец Йылдыз на доклад к Повелителю Правоверных. Обратно он уже не вернется…

13 сентября 1908 года, около полудня. Стамбул. Дворец султана Йылдыз