Война за справедливость, или Мобилизационные основы социальной системы России

В этом заключается главное противоречие «буржуазного» этапа революции. С одной стороны, объективные условия требовали максимальной мобилизации всех сил общества для выживания в условиях жесточайшей и кровавой мировой войны, требовали диктатуры. С другой, высшее сословие, случайно оказавшееся у кормила власти, принадлежавшего до этого аристократии, решило посеять на российской почве семена западной демократии, т. е. провести социальную демобилизацию, в условиях мировой войны, между прочим.

Этот феномен, никем до сих пор неоцененный, стал источником какой-то неразберихи, непознанным социальным фактом, который, как и всякая физическая материя, в соответствии с теорией Э. Дюркгейма, не терпит пустоты. Но если у диктатуры нет власти, она должна чем-то ее заполнить. В таких случаях, как показывает история, она превращается в бонапартизм, т. е. во власть одного или нескольких человек, заполняющих пустоту государственного безвластия своей волей, своей инициативой, своим миропониманием и своей… безответственностью. К демократии, как вы понимаете, это не имеет никакого отношения.

Шляпу Бонапарта активно примерял на себя и А. Ф. Керенский. Уже летом, понимая, что власть уходит из его рук, он начал мелко интриговать в надежде получить согласие Временного правительства на диктаторские полномочия, угрожая в противном случае уйти «к Советам».[470] А 14 сентября, так и не дождавшись полномочий, он объявил Россию Республикой, распустил коалиционное Временное правительство и сформировал Директорию из пяти человек для управления… якобы республикой. Но удержаться у власти ему не удалось, в октябре пришлось создать еще одно коалиционное правительство, на этот раз последнее «буржуазное».

Главнокомандующий, генерал Л. Г. Корнилов, так и не получивший поддержки у А. Ф. Керенского, тоже пытался установить диктатуру, правда, военную. Но ни у того, ни у другого не было никакой политической программы. Объединяло их только то, что среди ближайших и самых главных планов у них значился разгон Советов. Их не устраивало двоевластие, оно лишало их права на власть.

История нам прямо показывает, что нелегитимное Временное правительство было диктатурой только по форме, а по содержанию… «болотом». Даже не тем, которым прославилась Великая французская революция, и которое металось между якобинцами и жирондой, а просто обычным человеческим, ни на что не годным болотом, что, конечно, только стимулировало мотивы бонапартизма. Это во-первых.

А во-вторых, поскольку в составе Временного правительства первого состава не было ни одного представителя низшего сословия, то естественно предположить, что оно представляло собой диктатуру высшего сословия. Это также значит, что власть, выпав из рук аристократов и из рук высшего чиновного сословия, …к нему же и вернулась, но уже без аристократов (хотя его первый председатель был князем) и без социальной власти, без легитимности.

Что делать с властью, высшее сословие не знало, потому что веками жило за спиной государства, служило ему, получало западное образование, жило по западным стандартам, ни в чем себе не отказывая. И было совершенно чуждо жизни народа, не знало его и не понимало. Оно было чужим в своей стране!

Как отмечал в 1920 году бывший московский голова и эсер В. В. Руднев, «нужно ли скрывать, что первая в истории русской интеллигенции свободная, без опеки и помех власти, встреча со своим народом – таким, каков он есть в действительности, – была жестоким ударом по обычной сентиментальной идеализации его; что непосредственное участие в государственной жизни впервые не в качестве безответственной оппозиции разрушило наивную веру в универсальную применимость заимствованных в Зап. Европе книжных догматов; что в новом свете предстала перед нею ценность национального идеала и пр.».[471]

Опять какой-то парадокс! Точно такой же, как и капитализм в России – развивался бешеными темпами, а за что ни возьмись, одни пережитки в объеме 66,7 %. Это если игнорировать сословную структуру общества. А если принять ее за основу всех социальных отношений, тогда многое становится понятным. В том числе и диктатура Временного правительства. Потому что при отсутствии политических классов и классовой борьбы в том смысле, который в нее вкладывали тогда и продолжают вкладывать у нас сегодня, ничего не остается, кроме сословий и борьбы за сословные права и, соответственно, кроме диктатуры одного из сословий, в данном случае – высшего.

Во Франции в XVIII веке «выравнивание» сословных прав прошло через самопровозглашенное Национальное собрание представителей третьего, т. е. низшего сословия, по сути своей уже вполне буржуазного, превратившееся в ходе революции в Учредительное собрание, которое и приняло «Декларацию прав человека и гражданина». У нас Государственная Дума, несмотря на всесословный характер, на практике всегда была представительным органом только высшего сословия.