Война за вадьмино наследство. Дилогия

Пока Вовс прощался с иллюзиями и содержимым желудка, мы с девчонками организовали на кухне семейный совет. Ким села во главе стола и репетировала грозный взгляд. Более жалостливая Тина кромсала ножом хлеб в попытке приготовить бутерброды. Я инспектировала бабкины запасы снадобий и зелий в поисках чего-то, что облегчит другу страдания. Отодвинув баночки с быстродействующим ядом, как самый радикальный способ решения проблем, нашла склянку с энтеросорбирующим порошком, дезинтоксикационные средства и противодиарейные гранулы. Хоть что-то да поможет.

Друг вышел к нам на суд спустя полчаса. Прошаркал к столу, рухнул на заботливо выдвинутый для него табурет, подпер горемыка голову руками и начал каяться.

Тина была права, Вовс влюбился. Давно и безнадежно. Его тайной страстью стал Холдонский университет, если чуть более конкретно, то факультет философии, возглавляемый светилом данной области — профессором Урпалаки.

Да-да, для меня тоже стало шоком, что зеленокожие орки, оказывается, могут не только воевать, но и философствовать.

Но вернемся к Вовсу.

Узнав о том, что Тина собирается ко мне в Холдон, друг детства решительно собрал пожитки, забрал документы из сельскохозяйственного колледжа, где постигал великое искусство крутить коровам хвосты (а что поделать, это же Мтыщи.), и преисполнился надежды.

Вовсу повезло — прием документов уже начался, устные экзамены друга не напугали. Единственное, что смутило — очередь. Она тянулась от третьего этажа по коридору, спускалась по лестнице и заканчивалась на улице.

Промаявшись до обеда, друг приплатил пацану, чтобы тот постоял за него, а сам побежал перекусить. В туалете кафе, расположенном через дорогу от университета, он познакомился с одним из преподавателей университета. В туалетной беседе Вовс имел неосторожность высказаться негативно о философии какого-то жутко прославленного мыслителя прошлого, назвав его гипотезы претенциозными и губительными для свободы мысли.

Преподаватель обрадовался и потащил Вовса знакомить со своими друзьями, кушавшими в зале. Кто же знал, что одним из сотрапезников окажется тот самый профессор Урпалаки.

— Представляете. Сам Урпалаки, — сиял словно солнышко Вовс, вспоминая о своих похождениях. Правда, недолго.

По гороскопу друг был стрельцом, но, как по мне, так стопроцентным бараном.

Узнав, что профессор не только сторонник того самого мыслителя, которого Вовс почему-то невзлюбил, но еще и готовится защищать вторую ученую степень по его трудам, приятель просиял. Вместо того, чтобы заткнуться и промолчать, он стал активно доказывать горячо любимому профессору, что тот глубоко ошибается.

Орк вспылил. Вовс удвоил натиск. Орк забыл, что он профессор и пробудил дикую кровь. Вовс не спасовал, за что и получил по лицу. Явившаяся на вызов стража разбираться, кто виноват, не стала и забрала менее статусного, то есть Вовса.

Проведя четыре часа в ожидании и допросах, разочарованный в кумире приятель купил в ближайшем ларьке бутылочку пива и помянул надежды.

На мой взгляд, пиво пахло портвейном, но я не стала придираться и на правах хозяйки отправила всех спать. Алкоголь оказался со мной в корне не согласен.

Сперва нам с девчонками пришлось выслушать захлебывающегося от негодования Вовса. В полночь несостоявшийся мыслитель вскочил на табурет и начал декламировать стихи. Через полчаса ему стало душно от нашей женской непросвещенности, и он выскочил на улицу, чтобы дарить всему миру свои гениальные мыли. Сбежав с крыльца и растеряв первоначальный настрой, Вовс зашелся в эпилептическом припадке, который почему-то именовал танцем.

Апофеозом этого кошмара стала песня собственного сочинения «Иди ты на гору, профессор Урпалаки».

— Курареру? — подал голос со своего насеста малость офигевший петух.

Птичка чуяла, что звание «самый отвратительный голос» уходит прямо из-под клюва.

С величайшим трудом нам удалось утихомирить буяна, вернуть в дом и уложить в кровать. Проклиная дружбу, я поднялась к себе, рухнула в постель и забылась тревожным сном. Вовс нагрянул через час.

— Итара, мне нужно с тобой поговорить.

Щуплый, но тяжелый приятель уселся прямо на мои ноги, выдернул из-под головы подушку и, прижав ее груди, начал плакаться о разбившихся вдребезги мечтаниях.

— Во-о-овс, — в отчаянье провыла я.

— Тише, — сердито шикнули на меня. — Девчонок разбудишь.

Да, с моими друзьями и врагов не надо.

Но не только Вовс чудил. Ким тоже не осталась в стороне.

Так уж вышло, что в тот день, когда нашему общему другу улучшал внешний вид образованный орк, я помчалась в больницу, куда увезли Рекса. Тина дрыхла, поэтому со мной увязалась разбуженная петухом Ким.

У нас в поселке подруга считалась самой завидной невестой. Одного со мной роста, с тяжелой гривой черных волос, крохотным носиком и темными глубинами глаз, обрамленных густыми ресничками. Парни видели в ней красивую девчонку, отец — товар, который он может выгодно продать замуж, учителя — мрачную глупышку.