Война золотом

Ну, да, я был прав, — брюки были на нем.

Под щеками у него гневно заходили желваки. Он, видно, хотел вскочить, но потом сдержался.

— Шутник вы!

— Нет! — иронически сказал я. — Шутник вы, — лежите в теплых брюках, Вы лучше теплое одеяло возьмите, вместо пикейного, если вам в июле месяце холодно.

— И то правда. Ермолаевна, дай-ка ватное одеяльце. Холодно!

И он нарочито задвигался, как-будто его знобило.

Я был почти уверен, что это он справа следил за нами, но задержать и доставить в розыск было бесполезно, ничего не даст. Лучше оставить, тем более, что в голове зародился дальнейший план.

— Ну, ладно. Ковальчук, пошли. Простите за беспокойство.

И мы вышли, без всяких приключений вернувшись в город.

В розыске на учете Колачева не было, — я справлялся. Обыск делали мы, как выяснилось, у Колачева.

На утро я имел разговор с Радинским.

— Что вы вообще делаете в целях предотвращения нападений?

— Облавы. Потом высылаю всю активную часть на дежурства в Фонарный переулок,

— Вы бы еще из губернии гарнизон вызвали, тогда наверняка ничего не вышло бы.

— Прошу вас таким тоном со мной не разговаривать! Вы мне, как помощнику начальника управления, подчиняетесь.

— Как помначу, конечно, но не как начканцу. А сейчас я с вами говорю, как с начканцем. Докажите обратное.

Он побледнел от злости.

— Я буду жаловаться Фролову. Это чорт знает что!

— Кому угодно, — сказал я и отправился в Исполком.

Рассказал Фролову о вчерашнем, показал лассо, об'яснил ему свой план и просил о нем никому не говорить.

В тот же день я уехал, дав необходимые указания Ковальчуку и перед от'ездом кое-о-чем переговорив со старшим по посту ТОГПУ ст. Духобожск.

Радинскому я послал записку, что меня телеграммой вызвали к больной жене и что скоро буду.

Приехал я в начале вечера и сразу в губрозыск к своему бывшему начальнику, в агентурный отдел. Мой план он вполне одобрил. Из розыска я вышел совершенно преображенный. Ловко посаженный рыжий парик, окрашенные в рыжий цвет брови, маленькие рыжеватые усы и, в довepшение, пенсне — делали меня похожим, в сером костюме и желтой соломенной шляпе из гардеробной агентурного отдела, на среднего достатка нэпмана-спекулянта. Пешком направился в ближайший кино-театр. Обратят на меня внимание, значит плохо сработано. Не обратили. Досмотрел до конца тягучую фильму и на трамвае на вокзал. В буфете просидел до утра, а утром поехал поездом дальнего следования, останавливавшимся в Духобожске. Доехал. Зашел на станцию в буфет, выцедил пару пива, громко говоря с буфетчиком об урожае и хлебных ценах, потом поехал в город на извозчике.

На базарной площади ходил, осматривая сдающиеся лавки, долго, чтобы обратить на себя внимание. Договорился с владельцем одной из них, дал задаток, сказав, что открываю свою ссыпку хлеба.

В столовой возле Исполкома, носившей громкое название: «За власть советов», я заказал обед и спросил бутылку дорогого вина.

Не успел сесть, как отворилась дверь и вошел высокий, длинный молодой человек, которого я уже заметил на базаре. Лицо его было бесцветным и ничем не выделялось. Таких лиц было много. Он сел против меня у противоположной стены, взял бутылку пива и медленно стал глотать его из толстой граненой кружки, временами посматривая на меня.

Поблескивавший кольт повернулся в спину извозчика.

— Слушайте, хозяюшка, тут можно найти приличную квартиру в районе базара, а? Я завтра переезжаю сюда. Сам, правда. Жена после уж. Я хорошо заплачу. Мне две комнаты надо, хорошие только.

Хозяйка наговорила мне с десяток адресов.

— Завтра я приеду вторым вечерним, а послезавтра утром схожу посмотрю, спасибо вам, — и, вытащив из бокового кармана пачку денег, отсчитал за обед.

Молодой человек скользнул взглядом по пачке и вновь принялся глотать пиво.

Я вышел, взял, не торгуясь, извозчика и поехал на станцию.

Когда колеса, без шин, застучали по мостовой, я услыхал, как стукнула дверь столовой. Никто не мог войти, так как на улице никого не было, значит кто-то вышел. Я не оглянулся, потому что знал, кто это мог быть.

На другой день, в 10.52 (поезд опоздал на две минуты), я вылезал на платформу Духобужска. В руках у меня был саквояж и чемодан, которые носильщик снес через зал 1 класса на улицу. В зале сидел Ковальчук, упорно всматривавшийся в каждого входившего.

Я закурил, при чем спичку бросил в ящик для окурков, высоко подкинув. Ковальчук изумленно вытаращил на меня глаза, потом радостно сорвался и побежал в рядом находившуюся дежурку ГПУ. Вышел на улицу. Носильщик устанавливал мои вещи на пролетке. На вокзальной площади был только один извозчик.

— Где же ваши извозчики?

— Ночью редко, когда бывают у нас пассажиры, которые с этим поездом; а то на вокзале ночуют, — об'яснил носильщик.

— В гостиницу. Не гони только, а то у меня вчера на вашей мостовой чуть все кишки не повытрясли, чтоб чорт взял ваш комхоз.