Читаем Воинская культура Японии: боевые искусства, мифы и история полностью

Конфуцианство, возводившее в категории высших императивов понятия о долге и служении, стало важным инструментом в контроле над воинским сословием. Оно стало одним из главных источников новой культуры служилого сообщества, подвергшегося, по словам Икэгами Эйко, процессу одомашнивания[305]. Японский профессор Кадзусигэ Сингу высказал по этому поводу интересную мысль: «Вовсе не исключено, что именно Сёгун создавал большую часть табу ради гарантии своего политического доминирования. С этой точки зрения, Сёгун периода Эдо был умелым фрейдовским психоаналитиком. И я бы предложил считать такую манипуляцию социальной динамикой своего рода традицией японского правительства»[306]. Идея абсолютного долга и решимости в его исполнении несмотря даже на смерть стала основой психологической подготовки воинов. Такая психологическая подготовка была вплетена в воспитание воина, основанного на так называемом кодексе бусидо, положения которого описаны в нескольких наиболее известных произведениях японских воинов: «Хагакурэ» Ямамото Цунэтомо, «Будосёсинсю» Тайра Сигэсукэ (Юдзан Дайдодзи) и др.

Понятия о предназначении воина и о соответствующем ему поведении закладывались на уровень «Сверх-Я», отказ от страха смерти вводились в число высших идеалов воина. Одно из наиболее известных выражений: «Я постиг, что Путь Самурая — это смерть. В ситуации „или-или“ без колебаний выбирай смерть. Это нетрудно»[307], воспринимается как свидетельство некой эстетики смерти или даже суицидальной направленности самурайской культуры, хотя практический смысл заключается в том, что воина учат не бояться смерти.

В произведении Тайра Сигэсукэ есть похожий постулат: «Тот, кто собирается стать воином, считает своей главной заботой помнить о смерти все время, каждый день и каждую ночь, начиная с утра наступающего года и до поздней ночи года уходящего»[308], последствием такого отношения к жизни, согласно автору, является укрепление характера и возрастание мужества.

Действительно, человек, привыкший к мысли о смерти в момент опасности не будет смущен этой мыслью и не впадет в ступор или панику, а будет действовать спокойно и по ситуации, чем может спасти свою жизнь. Таким образом, мы видим, что здесь не идет речь о маниакальном поиске смерти, а приводится лишь вариант психологической установки, помогающий избежать эмоционального шока.

Юкио Мисима в книге «Хагакурэ нюмон» объяснил это следующим образом: «При этом неважно, насколько вынужденной является ситуация — если человек преодолевает ограничения и делает выбор в пользу смерти, он действует свободно»[309]. Проявление малодушия и страха будет караться позором и стыдом — самыми страшными для японского воина понятиями. Страх позора и стремление к высшим идеалам самурайского кодекса оказываются доминирующими, вытесняя другие страхи.

Мысль о смерти за господина и о достоинстве смерти в бою служила для японских военачальников хорошим способом контроля своих подчиненных и эффективным методом поддержания боевого духа вплоть до XX века. Эффективность такой пропаганды была наглядно продемонстрирована во время Второй мировой войны, когда японские солдаты в массовом порядке показывали примеры самопожертвования, а летчики-камикадзе шокировали американских специалистов. Результатом работы по изучению этого феномена стало исследование Рут Бенедикт «Хризантема и меч: модели японской культуры», посвященная японскому национальному характеру и высшим морально-нравственным императивам японского общества — пониманию иерархии японского общества[310], специфическому отношению к долгу[311], чести[312] и обязанностям[313].

Понятия долга перед своим господином и долга перед именем были одной из главных моральных основ ритуала сэппуку. Важной составляющей ритуала было написание предсмертного стихотворения. Стихотворения, написанные самураями перед смертью, относят к особому жанру дзисэй. Главной темой для поэзии дзисэй является тема смерти. В стихотворении обычно подчеркивался долг самурая и его бесстрашное или безразличное отношение к смерти. Тем самым воины как бы выходили за грань неминуемой смерти, продолжая жить в историях о своём подвиге и собственных стихотворениях.

Наибольшее количество дзисэй связано с известной историей о 47 ронинах из Ако, отомстивших за своего господина и совершивших сэппуку. Среди авторов стихотворений был Оиси Кураносукэ Ёсио (Обоси Юраносукэ Ёсио), который возглавил отряд ронинов, собравшихся для мести.

Стихотворение Оиси:

«Радость! Грусть исчезает:Отринув жизнь, обращаюсь в облако,Скользящее теньюРядом с луной»[314].

Когда воины считали, что сами недостаточно искусны в поэзии, они прибегали к услугам известных поэтов. Оиси и его шестнадцатилетний сын заказали Иппицуану написать для них стихотворения перед их сэппуку.

Стихотворение Иппицуана написанное для Обоси Юраносукэ Ёсио:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Мифы и предания славян
Мифы и предания славян

Славяне чтили богов жизни и смерти, плодородия и небесных светил, огня, неба и войны; они верили, что духи живут повсюду, и приносили им кровавые и бескровные жертвы.К сожалению, славянская мифология зародилась в те времена, когда письменности еще не было, и никогда не была записана. Но кое-что удается восстановить по древним свидетельствам, устному народному творчеству, обрядам и народным верованиям.Славянская мифология всеобъемлюща – это не религия или эпос, это образ жизни. Она находит воплощение даже в быту – будь то обряды, ритуалы, культы или земледельческий календарь. Даже сейчас верования наших предков продолжают жить в образах, символике, ритуалах и в самом языке.Для широкого круга читателей.

Владислав Владимирович Артемов

Культурология / История / Религия, религиозная литература / Языкознание / Образование и наука