Воины

А потом, когда эти доводы начинали потихоньку подтачивать сознание Батиста, одним прекрасным утром султан вновь приветствовал его обычным: «Убьешь ли ты для нас сегодня, Инженер?» — и это оказывался какой-то невинный, человек, которого он знал, или, напротив, которого не знал вообще, и это вновь ввергало его в пропасть безумия.

Исмаил умел читать по его лицу и знал, когда настало время дать очередное торжественное обещание.

— Мы освободим тебя следующей весной, — сказал он. И Батист работал, и убивал, и ждал весны. Но весна пришла — и не принесла с собою свободы.

— Не сейчас, Инженер. Нам нужен новый павильон. Дострой его, и осенью мы освободим тебя.

Времена года сменяли друг друга, но инженер не терял надежды. «У Бога имеется какой-то замысел. Он освободит меня, когда это будет служить Его цели».

И все то время, пока Батист пытался поверить в это, он не прекращал сопротивляться. Он устроил диверсию в одной из печей для обжига, поставлявшую бесконечно требуемые кирпичи. Он сделал это очень ловко, так, чтобы следы ни к кому не привели: при помощи кирпичей направил поток раскаленного воздуха на верх тыльной стороны печи, так, чтобы стена рухнула. Инженер составлял этот план много дней напролет, мысленно рисуя себе все подробности, затем нарисовал чертеж на грязи, в которой стал, потом снизошел до того, чтобы проинспектировать внутреннюю часть печи, когда делал вид, будто проверяет кирпичи, и наметанным глазом сразу же определил толщину и упругость стены, а затем, когда присматривал за перекладыванием кирпичей при чистке печи, все и проделал под внимательным, но невежественным взглядом Тафари. Батист знал, что потребуется минимум день жара, прежде чем произойдет авария. Печь обеспечивала работой четыре сотни человек, трудившихся на западной стороне стены нового дворца. Люди текли потоком, поднося глину и солому и унося готовые кирпичи. Утрата печи могла отдалить султана от достижения цели всего лишь на час, или на день, или, самое большее, на пять дней. Возможно, султан вообще этого не заметит. Но он, Батист, будет знать, что было сделано.

Печь рухнула точно в соответствии с планом. Для ее починки нужно было привезти особую глину из Феса; ремонт затянулся почти на неделю. Султан в это время отсутствовал, но после возвращения сразу же наведался к печи; лицо его исказилось от ярости и подозрительности при виде этой неудачи. Он отмахнулся от ревностных научных объяснений Батиста, заявив, что за пятнадцать лет строительства такого происшествия не было ни разу, но он не обвиняет инженера в саботаже — во всяком случае, в прямом. Султан велел принести свиток, но и тот выражался расплывчато.

— «Произойдут странные события, которые не получится приписать никому», — прочитал писец.

Батист радовался, что сумел обмануть судьбу, но Исмаил был недоволен. Раз ответственность нельзя возложить на кого-то одного, значит, отвечать будут все. Четырнадцать человек, работавших у печи в тот момент, когда она развалилась, сожгли заживо в новой печи, дабы все запомнили, что султан не потерпит никаких задержек в работе. Инженер чувствовал запах дела рук своих на протяжении недели, поскольку из-за летней жары и неподвижного воздуха ужасное зловоние держалось долго. В метаморе он молотил ногами, стонал, и каждое утро просыпался весь в поту из-за ночных кошмаров. Впервые в жизни он стал помнить кошмары после пробуждения, но ни один из них не был ужаснее его бодрствования.

Бесконечные дни тянулись, складываясь в месяцы, а месяцы — в годы. Батист не мог сосчитать дни, ибо это было мучительное, растянутое во времени самоумервщление. Он работал, пребывая в каком-то оцепенении, поддерживаемый лишь мыслями о семье. Его жене должно быть сейчас немного за сорок. Они знали друг друга с детства и поженились во время его первого отпуска. Иногда по ночам она приходила к нему и любила его, пока он лежал в одиночестве на своей циновке в метаморе. Он по-прежнему отчетливо помнил лица детей, застывшие во времени. Ямочки на щеках дочери, белую прядь в волосах сына. Аннабель, должно быть, уже расцвела и сделалась такой же красавицей, как мать, вышла замуж, родила детей. А Андре, зеркальное подобие отца — ему уже идет третий десяток, — помогает королю вести войны. Батист придумывал их жизни и молился, чтобы они были счастливы, и ловил себя на мысли: а предсказывает ли свиток их воссоединение? Он проклинал эту мысль. Как он может верить в свиток?!