Воины Беловодья

Леший бросил взгляд на Кирилла и, видимо, что-то уловил в выражении его лица. Дубыня перевел глаза на Ярину и Снежану. Русалки с непонятной задумчивостью смотрели на его грязную засаленную грудь. Леший вспомнил, что по осени обещал заслать сватов к их подружке — русалке Белане. Что ж, получается, что и она тоже будет на него таким диким взором глядеть? Нет! Этого он не допустит!

— Да ладно вам! — досадливо пробормотал Дубыня и запахнулся плотнее. — Что ты там, Кирилл, про баньку говорил? Что для нее потребно? Ныне же и сладим. Я беров с бревнами пришли. А уж ошкурить их, так это мы сами управимся. Ты знаешь, как ее строить? Что еще понадобится?

— Знаю, как строить. Все знаю. Сладим баньку!

Леший на время отложил свое занятие, то есть бросил разматывать сверток. А все потому, что в соснах у начала косы послышались рык, рычанье и басистый лай. Шейла…

Собака неслась на всех парах, производя непомерно громкий для охотничьих угодий шум. Впрочем, почему она себя так вела — понятно. В лесу не было равных ей по силе. Во всяком случае она еще не сталкивалась с достойным противником. А если и столкнется, то от ворога ее унесут стремительные лапы. Собака издалека учуяла, а потом разглядела Дубыню. Ее кормилец исчез и отсутствовал в неведомых краях долгие-долгие дни.

Все это время овчарка жила впроголодь, а все оттого, что Кирилл, скептически оглядев ее круглые упитанные бока, изрек ужасные, немилые, непонятные собачьему уху слова: «Все, Шейла, ты отлучена. Снята с довольствия. Теперь у тебя пост и режим жесточайшей экономии. Деликатесной пищи у меня для тебе нет. Нет, конечно прохарчевать я тебя смогу! Не переживай! Свой хлебушек и котелок наваристой кашки по утрам ты, само собой разумеется, получишь. Но не более того! Так что лови своих друзей. Кто у тебя там? Букашки? Лягушки? Дубыня неведомо где и когда появится, неизвестно. Ты псица умная, памятливая, и теперь твоим кредо будет умеренность. Ведь согласись, Шейла, в этом есть своя прелесть: отходить ко сну, не зная, чем будешь харчеваться утром. И когда ты, наконец-то, получишь свою порцию густой наваристой каши, ты ощутишь всю прелесть жизни. У нас, людей, многие мечтали бы похудеть. Да вот беда — не получается! Я не о бедных говорю. Им обжираться не на что, да и незачем. Они, как правило, худы и подвижны. Они должны жить дольше, чем богатеи. Но это у них не получается. Понимаешь — помирают от излишеств: от пьянки, от курения. Но ты-то не куришь и не пьешь! Так что разумное голодание пойдет тебе только на пользу. Я хочу, чтоб ты прожила подольше».

Собака понуро свесила голову — она запуталась, пытаясь понять вожака. Понимала, что шутил. Но в каждой шутке — всего лишь доля шутки. И хотя, по мнению Шейлы, Кирилл смеялся и как всегда порол чушь, но, образно выражаясь, она готовилась к тому, что придется потуже затянуть самоцветный ошейник-подарок. А то свалится ненароком. Горькую пилюлю тогда подсластили русалки: пообещали, что натаскают Шейле столько рыбы, что она не будет знать, что с ней делать — солить или вялить.

«Верно! — обрадовался тогда Кирилл. — Все верно! Чтоб ты знала, милая Шейла: на далеком севере, там, где снега и холода, у тебя есть родичи — славные ездовые собаки. Они бегут весь день, высунув язык, — тащат полезный груз. А вечером, на привале, после знатных трудов получают ужин: жирную и ароматную вялено-квашеную рыбину. Прозвание этому рыбьему блюду — юкола. Собаченьки довольны и рады…»

Шейла скисла еще больше. Перспектива казалась безрадостной. Это что ж, выходит, Кирилл ее весь день собирается гонять и заставлять полезный груз таскать? А на ночь рыбой-юколой питать? С него станется! Она этого не хочет!

«Я не ездовая собака, вожак, — с достоинством и умно ответила она. — Я сторожевая…»

Но у ее бесценного вожака на все сразу же находился разумный ответ: «Ну что ж! — сразу же весело отозвался Кирилл. — Раз ты не ездовая и не охотничья, то выход есть! Чтобы мыши, бурундуки и хомяки не подпортили наш запас круп, тебе придется его сторожить, Шейла! Будешь ночами сидеть у норок; будешь вынюхивать и выглядывать подкопы, которые, несомненно, ведутся к избе. Будешь бдеть! Сторожевая собака…»

Кирилл конечно шутил, но эти дни Шейле действительно пришлось туговато — это после прежней сытой-то и размеренной жизни! Каши Кирилла, сдобренные козьим молоком, и рыба, беспрестанно поставляемая русалками, успели набить собаке оскомину. А лесных зверьков ловить у нее выходило не очень-то гладко. Вернее, почти совсем не выходило: сытая жизнь до добра не доводит! Шейла оказалась не столь проворна, как они, и поэтому добыча, как правило, делала ноги и оставляла ее с ее черным мокрым носом… Да и свою будущую еду, обитавшую окрест озера, она за это время умудрилась бездарнейшим образом распугать. Добыча откочевала в более спокойные места, где не было неведомого шумливого зверя… Как ей хотелось мяса на сахарной кости. Как хотелось!..

И вот наконец-то! Она издали учуяла Дубыню и, ломясь через лес этаким маленьким танком, спешила поприветствовать его.