Воины бури

Возведение на престол? Кем вообразили себя эти люди под густо затянутом облаками небом? На престолах сидят короли. Этельфлэд полагался престол, и иногда она пользовалась троном покойного мужа в Глевекестре. Я в качестве господина вершу правосудие с престола: не потому что королевской крови – я олицетворяю собой власть государя. Но епископ? С какой стати сажать на трон какого-нибудь проныру-епископа? Престол епископа Вульфхерда был больше, чем у короля Эдуарда: кресло с высокой спинкой, украшенное резными изображениями никчемных святых и трубящих ангелов. Однажды я спросил у этого придурка, зачем его тощей заднице такое большое седалище, и он ответил мне, что является Божьим наместником в Херефорде.

– Это престол Господа, не мой, – важно заявил он, но при этом я заметил, что его прямо корчит от злобы, если кто-то другой посмеет присесть на это резное кресло.

– Твой Бог когда-нибудь навещал Херефорд? – осведомился я у него.

– Он вездесущ, а значит, да, Он сидит на престоле.

– Выходит, ты сидишь у Него на коленях? Здорово.

Я сильно сомневался, что христианский Бог заглянет в Сестер, потому что епископ Леофстан в качестве своего престола избрал стульчик для дойки коров. То было трехногое сооружение, купленное им на рынке, которое теперь стояло перед алтарем в ожидании хозяина. Меня подмывало прокрасться в церковь в ночь накануне Эостры и подпилить на палец пару ножек, но бдение сорвало мой умысел.

– Стул? – спросил я у Этельфлэд.

– Он человек скромный.

– Но епископ Вульфхерд утверждает, что на престоле восседает Бог.

– Бог тоже скромен.

Скромный Бог! Да с таким же успехом можно вообразить беззубого волка! Боги – это боги, они властелины дня и ночи, огня и льда, посылают несчастья и удачу, повелевают молниями и бурями. До сего дня не понимаю, почему люди становятся христианами, – разве что это просто другие боги так забавляются? Мне зачастую кажется, что это Локи, бог-проказник, изобрел христианство, ведь от этой религии так и веет подлым смрадом затейника. Вот представляю себе картину: сидят однажды вечером боги в Асгарде, скучают, крепко во хмелю, а Локи развлекает их привычной своей чепухой. «А давайте возьмем плотника, – предлагает он, – и скажем болванам, будто это сын единственного бога; что он умер и воскрес, да к тому же исцеляет слепых кусочками глины и ходит по воде!» Кто ж поверит в такую несуразицу? Но беда с Локи в том, что он неизменно заводит свои шутки слишком далеко.

На улице близ церкви сложили мечи, щиты и шлемы тех кто присутствовал на церемонии. Людям требовалось находиться при оружии или, по крайней мере, рядом с ним: разведчики принесли с верховьев Мэрса весть о приближении армии Рагналла. Ночью они видели огни его лагеря, а утром небо на востоке затянула дымная пелена. По моим прикидкам, ярл теперь должен осматривать развалины Эдс-Байрига. Дальше его путь лежит на Сестер, но незамеченным ему не подойти, и аккуратно сложенные мечи и щиты ждали своих хозяев. Стоит прозвучать сигналу тревоги – все покинут епископскую проповедь и поднимутся на стены.

Этим утром пришли и добрые вести. Этельстану и вправду удалось захватить два судна из оставленных Рагналлом на северном берегу Мэрса. Оба были крутобокими боевыми кораблями с высокими штевнями: один со скамьями на шестьдесят, второй – на сорок гребцов.

– Остальные корабли вытащены на берег, – доложил Этельстан. – Стянуть их нам не удалось.

– Так их не охраняли?

– Человек шестьдесят или семьдесят, господин.

– Сколько было у тебя?

– Нас семеро перебралось через реку.

– Семеро?

– Остальные не умели плавать.

– А ты умеешь?

– Как селедка, мой господин!

Этельстан и шестеро его спутников разделись догола и под покровом ночи переплыли через реку во время высшей точки прилива. Им удалось перерезать канаты у двух пришвартованных судов, которые стали дрейфовать вниз по Мэрсу и теперь были надежно причалены к остаткам пристани в Брунанбурге. Я намеревался вернуть Этельстана командиром в форт, но Этельфлэд настояла, чтобы его обороной занимался Осферт, ее сводный брат. В результате Этельстан – несчастный малыш – был вынужден терпеть бесконечную службу, призванную обратить отца Леофстана в епископа Леофстана.

Пару раз я заглядывал в храм. Там, как всегда, голосили, а дюжина священников разводила дым, размахивая кадилами. Аббат с бородой до пояса зарядил пламенную проповедь явно часа на два, и я улизнул в таверну на другой стороне улицы. Зайдя в храм в следующий раз, я увидел Леофстана, который, раскинув руки, распростерся на церковном полу. Поблизости обретались все его калеки, тогда как полоумные лопотали, чесались, а одетые в белое сироты маялись в задней части церкви. Большая часть верующих стояла на коленях. Этельфлэд я разглядел рядом с женой епископа, которая, как обычно, укуталась в кокон из одежд, и теперь раскачивалась взад-вперед, воздев высоко над головой сплетенные руки, словно переживая некое экстатическое видение. Весьма унылый способ отметить праздник Эостры.