Воины Карфагена. Первая полная энциклопедия Пунических войн

Военные приготовления римлян были беспрецедентны и служат самым простым доказательством того, что не только демократические круги Рима стремились побыстрее закончить опостылевшую борьбу. Для того же, чтобы вести войну методами Фабия, на истощение, совершенно не нужно было созывать большую армию, достаточно было уже имевшейся. Очевидно, план правительства, исходившего из явной невозможности одолеть Ганнибала при сколько-нибудь равных условиях, сводился к тому, чтобы в решающей битве элементарно задавить карфагенян огромным численным перевесом. Об этом же свидетельствует и применяемая проконсулами Сервилием и Регулом тактика: пока собираются подкрепления, армию следует поберечь. О масштабах новой мобилизации не мог уверенно говорить уже Тит Ливий, так как разные авторы приводили разные цифры. По одним известным ему сведениям, набрано было десять тысяч человек, по другим – четыре легиона, то есть в таком случае собственно римские легионы удваивались. Такое же количество пехоты выставляли и союзники, а конницы вдвое больше, чем римляне (или, по данным Полибия, втрое; Полибий, III, 107, 12). Усилен был и состав легионов, что предусматривалось только в исключительных случаях: им придавались дополнительно тысяча пехотинцев и сто всадников, и таким образом каждый легион насчитывал пять тысяч пехоты и триста всадников. Общая численность войск, выступивших против Ганнибала, достигала, по данным Ливия, восьмидесяти семи тысяч двухсот человек (Ливий, XXII, 36, 1–5). Не сильно отличается от этого и оценка Полибия – до восьмидесяти тысяч пехоты и немногим более шести тысяч конницы. Греческий историк также подтверждает, что всего римляне располагали восемью своими легионами, не считая союзников (Полибий, III, 107, 9; 113, 5). Еще большую цифру называет Плутарх – девяносто две тысячи человек, – но она выглядит наименее правдоподобно (Плутарх, Фабий, 14). Кроме этой армии, два легиона ушли в Галлию с претором Луцием Постумом, и еще два оставались в Риме.

Усилен был и флот: к базировавшейся на Сицилии эскадре пропретора Тита Отацилия было добавлено двадцать пять квинкверем (Ливий, XXII, 37, 13).

Перед тем как выступить в поход, необходимо было выполнить положенные религиозные обряды и получить благоприятные предзнаменования, а как раз с предзнаменованиями складывалась достаточно тревожная ситуация. Говорили, будто в Риме и Ариции одновременно шел каменный дождь, в Сабинской области на статуях выступила кровь, в Цере горячий источник наполнился кровью, а несколько человек погибло от молнии в Крытом переулке, ведущем к Марсову полю. По этому поводу было решено справиться в Сивиллиных книгах, в соответствии с которыми сделали жертвоприношения (Ливий, XXII, 6–9).

Но, несмотря на все страхи, римляне надеялись и верили в будущую победу, и все общество было проникнуто небывалым доселе эмоциональным подъемом (Ливий, XXII, 36, 5). Когда к началу лета сбор войск был закончен, военные трибуны привели воинов к присяге, формулировка которой никогда ранее не применялась. Помимо обычной клятвы не собираться и не расходиться без приказа консула воины клялись друг перед другом в том, что «страх не заставит их ни уйти, ни бежать, что они не покинут строй, разве только чтобы взять или поискать оружие, чтобы поразить врага или спасти согражданина» (Ливий, XXII, 38, 1–4).

Так как оба консула находились вместе, неизбежно, как и в случае двойной диктатуры Фабия и Минуция, вставал вопрос о разделении командования, но на этот раз, судя по источникам, споров не возникало. Консулы решили руководить войском поочередно, меняясь через день. Это опять же опровергает данные о том, будто Варрон стремился к битве, а Эмилий Павел предпочитал выжидать. На деле это должно было привести к ситуации полного бессилия более осторожного полководца, поскольку намеренно встретиться с ищущим битвы противником легче, чем уклониться от него. Если консулы действительно расходились во взглядах на будущую кампанию, то им обоим было бы выгоднее постоянно командовать половиной армии, которая все равно составляла огромную силу, не уступавшую пунийской.

Тем временем дела в карфагенском лагере под Гереонием шли все хуже и хуже. Всю зиму и весну 216 г. до н. э. армия без толку простояла на одном и том же месте. Продовольствие заканчивалось, и добыть его поблизости было уже невозможно. Росло недовольство среди солдат, которые требовали задержанное жалованье, при этом ходили слухи, что многие наемники, особенно иберийцы, хотят перейти на сторону римлян. Ливий приводит сведения (которым он и сам, впрочем, не полностью доверял), что Ганнибал иногда даже намеревался бросить армию и с одной конницей пробиваться на север, в Галлию (Ливий, XXII, 43, 2–4). Насколько последнее утверждение правдиво, доказать невозможно, во всяком случае, пунийский полководец нашел другое решение назревших проблем.