Воины Карфагена. Первая полная энциклопедия Пунических войн

Ничего нового в этом не было. Простые земледельцы, чьи сыновья стали легионерами, а дома и наделы были разорены солдатами врага или даже собственными, во исполнение принятой Фабием Максимом тактики выжженной земли уже давно жаждали мира, а вину за затягивание боевых действий возлагали на аристократов, которым пережить ее превратности было, конечно, легче. Более того, и Гай Теренций, и народный трибун Квинт Бебий прямо обвиняли знать в том, что она сама спровоцировала войну, заманив Ганнибала в Италию, а теперь ее намеренно затягивает, для чего и придерживается способа ведения боевых действий Медлителя-Фабия (Ливий, XXII, 34, 4–11; 38, 6–7). Хотя последнее утверждение выглядит наивно и трудно сказать, относился ли к нему всерьез сам Варрон, однако несомненно, что в Риме было достаточно людей, готовых ему поверить. Ситуация же в обществе была настолько напряженная, что умелое использование настроений широкой массы населения могло дать опытному политику значительное преимущество в борьбе со своими соперниками. В сложившихся обстоятельствах победа над Ганнибалом могла бы стать и победой плебеев над патрициатом, последствия которой были в состоянии отразиться на государственном строе Римской республики.

Битва при Каннах

Пока консулы прошлого года, Сервилий и Регул, которым продлили полномочия, контролировали карфагенскую армию под Гереонием, граждане Рима со всей энергией готовились к решительному сражению. Солидарность с ними старались показать и их союзники. Так, зимой 217–16 г. до н. э. в город прибыли послы из Неаполя. Они привезли в дар сорок золотых чаш, предлагая любую другую помощь. Сенаторы поблагодарили послов и, чтобы не нанести обиды и в то же время не демонстрировать собственную слабость, из всех чаш оставили себе только самую легкую (Ливий, XXII, 32, 4–9). Еще один город на западе Лукании, Пестум, тоже прислал свое посольство, привезшее золотые чаши; им выразили благодарность, но дар не приняли (Ливий, XXII, 36, 9).

От царя Сиракуз Гиерона в Остию прибыл целый флот со всевозможными припасами и посольством, призванным выразить готовность поддержать римлян во всех испытаниях. Среди даров особенно выделялась золотая статуя Победы весом в двести двадцать фунтов, представлявшая ценность не только сама по себе, но и в качестве доброго предзнаменования, приносящего удачу. Значительной была и продовольственная помощь: корабли привезли тридцать тысяч модиев пшеницы и двести тысяч модиев ячменя, при этом в случае необходимости Гиерон обещал предоставить из своих запасов еще сколько угодно провианта, «пусть римляне только распорядятся». И это было еще не все. Зная, что в легкой пехоте у римлян служат также и иностранцы, сиракузский царь прислал тысячу лучников и пращников, чьей главной задачей должна была стать борьба со стрелками врага, прежде всего балеарцами. Все эти дары Гиерон дополнил советом претору, которому предпишут действовать на Сицилии, организовывать нападения на карфагенские владения в Ливии. Сенаторы, конечно, и на этот раз горячо поблагодарили ценного союзника и приняли помощь, проявив, впрочем, определенную разборчивость: золото, привезенное не из Сиракуз, отправили обратно (Ливий, XXII, 37).

Наряду с консульскими выборами были проведены и прочие необходимые назначения. Преторские должности получили Марк Помпоний Матон и Публий Фурий Фил, чьими обязанностями было разбирать тяжбы между римскими гражданами и чужеземцами. Кроме них были избраны дополнительно два претора: коллегой уже упоминавшегося Луция Постумия Альбина, областью действий которого была определена Галлия, стал Марк Клавдий Марцелл, в бытность свою консулом в 222 г. до н. э. прославившийся не только как умелый полководец, но и бесстрашный воин, разгромивший кельтов при Кластидии и в личном поединке убивший их вождя. На этот раз ему предстояло руководить армией на Сицилии.