Воины Карфагена. Первая полная энциклопедия Пунических войн

Неясно, сколько еще штурмов организовали римляне. Вряд ли много. Но за это время они прониклись таким ужасом к своим врагам, а точнее к Архимеду, что стоило им увидеть над крепостной стеной кусок бревна или веревку, как воины тотчас в ужасе бежали, будучи в полной уверенности, что на них наводят какую-то новую машину (Плутарх, Марцелл, 17).

При всем этом Марцелл находил в себе силы относиться с юмором к собственным неудачам. Мрачно шутя, он говорил, что Архимед угощает его корабли морской водой, а его самбики с позором прогнаны с попойки палочными ударами (Полибий, VIII, 8, 6–7). Впрочем, положение было нешуточное, и в словах консула, передаваемых Плутархом, сквозь смех слышится отчаяние: «Не довольно ли нам воевать с этим Бриареем от геометрии, который вычерпывает из моря наши суда, а потом с позором швыряет их прочь, и превзошел сказочных сторуких великанов – столько снарядов он в нас мечет!» (Плутарх, Марцелл, 17).

В конце концов, осознав, что штурмы приносят армии только бессмысленные потери и позор, римское командование решило ограничить свои действия осадой и пресечением подвоза в город продовольствия (Полибий, VIII, 9, 5–6; Ливий, XXIV, 34, 16; Плутарх, Марцелл, 17).

Чтобы не терять попусту время в ожидании, когда голод принудит сиракузян сдаться, Марцелл решил отвоевать остальную часть острова. Оставив под городом примерно две трети армии, он с остальным отрядом без боя занял Гербез и Гелор (городок примерно на полпути от Сиракуз к мысу Пахин), взял штурмом Мегары Гиблейские, после чего сжег их и разграбил (Ливий, XXIV, 35, 1–2).

Естественно, что положение на Сицилии в целом и в Сиракузах в частности не могло не вызывать у карфагенян живейшего интереса. Безрезультатно потеряв огромные средства и жизни тысяч своих солдат при попытке вернуть Сардинию, они теперь получали возможность отвоевать Сицилию. По мнению Ганнибала, для этого наступил подходящий момент, о чем он и написал в Карфаген. Так же думал и флотоводец Гимилькон, чьи корабли стояли у мыса Пахин в разгар событий в Сиракузах. Когда город окончательно перешел под власть Гиппократа, он вместе с послами от нового сиракузского правительства и письмом Ганнибала прибыл в Карфаген и добился принятия решения о переброске на Сицилию максимально возможного количества войск. Ему дали двадцать пять тысяч пехоты, три тысячи конницы и двенадцать слонов, и с этой армией он высадился в Гераклее Минойской (Ливий, XXIV, 35, 3–5).

Поход начался успешно: всего через несколько дней был взят Акрагант, и это, равно как и само прибытие пунийской армии, дало надежду жителям многих сицилийских городов, недовольных римским правлением, на скорое изменение своей участи. Приободрились и осажденные сиракузяне. Решив, что сил для защиты города у них более чем достаточно, они поделили командование. Теперь Эпикид руководил обороной, а задачей Гиппократа стала поддержка действий Гимилькона в поле, для чего ему выделили десять тысяч пехоты и пятьсот всадников. Несмотря на достаточно большую численность отряда, в одну из ночей Гиппократу удалось без затруднений пройти между римскими постами и достичь города Акрилы (Ливий, XXIV, 35, 6–8).

Высадка Гимилькона вынудила Марцелла изменить свои планы. Он не успел дойти до Акраганта, как тот был захвачен пунийцами, а поскольку враг обладал значительным численным перевесом, консул повернул назад и шел, принимая все необходимые меры предосторожности. Осмотрительность оказалась очень кстати, когда римское войско приблизилось к Акриллам, в то самое время, когда сиракузяне готовили лагерь и меньше всего ожидали нападения. Марцелл с ходу атаковал их и окружил пехоту, а коннице вместе с Гиппократом после небольшого боя удалось бежать в Акры. Удовлетворившись пока этой победой, Марцелл вернулся к остальной армии, а Гимилькон, присоединив отряд Гиппократа, тоже подошел к Сиракузам и устроил свой лагерь у реки Анап, в восьми милях от города. По пути он пытался навязать Марцеллу сражение, но неудачно (Ливий, XXIV, 35, 9–10; 36, 1, 8–9).