Римское командование, будучи удовлетворено общим ходом военных действий и не забывая уроков прошлого года, при подготовке к очередной кампании оставило общее количество действующих легионов без изменений – двадцать один. Новыми консулами стали Марк Клавдий Марцелл и претор прошлого года Тит Квинкций Криспин. Были продлены полномочия Квинту Фульвию Флакку (его переводили в Капую), Марку Валерию Левину (Сицилия), преторам Гаю Гостилию Тубулу (Этрурия), Луцию Ветурию Филону (Галлия), Гаю Аврункулею (Сардиния), Публию Сульпицию (Греция и Македония). Получили назначения и новые преторы: Секст Юлий Цезарь (вместе с Валерием Левином) Сицилию, Квинт Фабий Фламин – Тарент (Ливий, XXVII, 22).
Обоим консулам в качестве провинции назначили Италию, и, по взаимной договоренности, Марцелл вернулся командовать своей прежней армией, оставшейся на зимовку в Венузии, а Криспин повел подкрепления в Луканию.
Всерьез опасались, что карфагеняне готовятся высадить десанты на Сицилии, Сардинии и италийском побережье, для чего в Новом Карфагене строился флот в двести кораблей. Для предотвращения этого пятьдесят кораблей из эскадры Публия Корнелия Сципиона переводились в подчинение Гаю Аврункулею, контролировавшему Сардинию, а к семидесяти судам сицилийской эскадры Марка Валерия Левина добавили тридцать кораблей из-под Тарента. Даже претор Публий Лициний Вар, чьей обязанностью было охранять Рим, должен был с пятьюдесятью кораблями (тридцать из них были старыми и нуждались в ремонте) обеспечивать безопасность морских подступов к Вечному Городу (Ливий, XXVII, 22, 6–9, 12).
Неожиданно осложнилась обстановка на севере. Еще в самый день консульских выборов от пропретора Гая Кальпурния пришло известие, что Этрурия находится на грани отделения от Рима, при этом зачинщиками являются жители города Арретии. В тот раз сенату оказалось достаточно направить туда Марцелла, чье приближение само собой прекратило готовый разразиться мятеж – так силен был страх перед сицилийским палачом (Ливий, XXVII, 21, 6–7). Вскоре, однако, слухи о волнениях в Арретии возобновились, и ответственному за Этрурию Гаю Гостилию поручили взять у горожан заложников, доставить которых в Рим должен был Гай Теренций Варрон. Гостилий ввел в город войска и забрал сто двадцать детей арретинских сенаторов. После этого для предотвращения возможного восстания город контролировал Варрон с одним легионом, а окрестности патрулировал Гай Гостилий (Ливий, XXVII, 24).
Тарент тоже строго охранялся. В нем разместили постоянный гарнизон, а жителям запрещалось покидать город. Степень наказания за их измену решено было определить, когда обстановка в Италии станет более спокойной (Ливий, XXVII, 25, 1–2).
Этим летом римляне вновь дали карфагенянам почувствовать, что такое война на собственной территории. Марк Валерий Левин, выполняя распоряжение сената, предписывавшего не ограничиваться только обороной, с эскадрой в сто кораблей организовал набег на африканское побережье. Высадившись поблизости от Клупеи, римский десант произвел большие опустошения, не встретив почти никакого отпора. Прекратить грабеж заставило только известие о приближающемся флоте пунийцев. Эскадра Левина вышла в море и, не успев отойти далеко, встретилась с карфагенской, насчитывавшей восемьдесят три корабля. В последовавшем бою победили римляне, захватив восемнадцать неприятельских кораблей, после чего с большой добычей вернулись в Лилибей (Ливий, XХVII, 29, 7–8).
Консульские войска продолжали наступление на юг Италии. Правда, прибытие Марцелла к своей армии было задержано выполнением данных им ранее религиозных обетов, а пока Криспин предпринял попытку осадить Локры, один из немногих портов, остававшихся еще в распоряжении Ганнибала. Но осаду пришлось бросить, так как стало известно, что пунийское войско подошло к Лацинию, и Криспин поспешил на соединение с армией Марцелла. Они разбили свои лагери в Апулии, милях в трех друг от друга, между городами Венузией и Бантией. Вскоре туда же подошел и Ганнибал, оставивший Лициний, как только узнал о снятии осады с Локр. Римские консулы, уверенные в своем превосходстве, день за днем выстраивали свои войска, надеясь на генеральное сражение, которое для пунийской армии должно было бы стать последним. Ганнибал, сходным образом оценивая соотношение сил, от битвы уклонялся, надеясь найти возможность для засады. Пока что все ограничивалось небольшими стычками с переменным успехом (Ливий, XXVII, 25, 7–14; 26, 1–3).