Собранная добыча была огромна. Только золото и серебро оценивалось более чем в шестьсот талантов, что в полтора раза превосходило сумму, выделенную Сципиону для войны в Испании (Полибий, Х, 19, 1–2). В руки римлян попало большое количество военного снаряжения, в том числе сто двадцать больших катапульт и двести восемьдесят одна меньшая, двадцать три больших баллисты и пятьдесят две меньших, много «скорпионов» и семьдесят четыре знамени. Кроме того, было взято шестьдесят три транспортных судна с различными грузами и восемь боевых кораблей (по Полибию – восемнадцать), а также много зерна (Полибий, Х, 17, 13; Ливий, XXVI, 47, 5–10).
В плен попало десять тысяч человек (мужчин). Из них граждане Нового Карфагена были освобождены сразу, причем их имущество возвращалось, а городские порядки сохранялись в неприкосновенности. Около двух тысяч ремесленников, очевидно относившихся к категории зависимых («бодов» или «сидонских мужей»), объявлялись государственными рабами, но при условии усердной работы им была обещана свобода по окончании войны. Из остальных пленных самые здоровые были отправлены на корабли в качестве гребцов. Содержавшихся в качестве заложников детей иберийских вождей, всего около трехсот, он щедро одарил и обещал, что скоро они вернутся к родителям. Гай Лелий отправлялся в Рим вместе с плененными Магоном, членами городского совета и знатнейшими карфагенянами (Полибий, Х, 17, 6–16; 18, 1–6; 19, 8–9; Ливий, XXVI, 47, 1–4; 49, 7–10).
(Наряду с вышеприведенными численными данными существовали и другие, отличающиеся весьма существенно, о чем не преминул посетовать Ливий: «Досада берет называть их (иберийских заложников. –
Помимо благосклонного отношения к заложникам, Сципион сделал и другие шаги, поднявшие его авторитет среди местного населения. Знатным женщинам, в числе которых была супруга Мандония, брата вождя илергетов Индибила (у Полибия – Андобала), он гарантировал неприкосновенность. Когда же легионеры привели ему в качестве дара девушку исключительной красоты, он, узнав, что та в ближайшее время должна была выйти замуж, вернул ее жениху, который в благодарность присоединился к его армии с отрядом в тысячу четыреста всадников (Полибий, Х, 18, 7–15; 19, 3–7; Ливий, XXVI, 49, 11–16; 50).
Подчинив себе город, Сципион не стал пока продолжать наступление, но и без дела тоже не сидел. Восстанавливались городские стены, пленные ремесленники изготовляли оружие, а солдаты и матросы занимались разнообразными тренировками. Полководец лично следил за выполнением своих распоряжений, старался вникнуть в каждую мелочь, тренировался вместе с солдатами. После того как дела были налажены, оставив в городе гарнизон, Сципион уехал в Тарракон, где был назначен сборный пункт для иберийских союзников (Ливий, XXVI, 51, 3–10).
Так первая же боевая операция, самостоятельно проведенная Сципионом, показала, что у римлян появился незаурядный полководец, в перспективе способный на равных противостоять самому Ганнибалу. Не исключено даже, что некоторые тактические и дипломатические приемы Пуниец сам невольно подсказал своему противнику – до тех пор за всю войну, наверное, ни один из римских военачальников не уделял такого внимания предварительной разведке, а обращение с побежденными (строгое к главным врагам – карфагенянам и милостивое к их союзникам) очень напоминало политику, проводимую Ганнибалом в отношении населения Италии. Как Пуниец старался представить себя освободителем италийцев от гнета римлян, так и Публий создавал себе образ защитника иберов от притеснений карфагенян. Впрочем, не приходится сомневаться в том, что Сципион оказался способен сам творчески подходить к любой стоявшей перед ним задаче, а не следовать чьему-то стереотипу.
Италия, 208 г. до н. э