Упреки полководца пошли римлянам на пользу, и они стойко сражались против иберов, занимавших первую линию пунийского войска. Решив переломить ситуацию, Ганнибал ввел в дело слонов. Сперва это дало ожидаемый эффект: первые ряды римлян смешались и начали подаваться назад. Положение спас военный трибун Гай Децим Флав, который повел за собой манипул гастатов, приказав бросать в слонов дротики. Раненые животные начали пятиться и, увлекая за собой здоровых, смяли строй карфагенян. Пехота римлян перешла в атаку и окончательно опрокинула врага, а конница преследовала отступающих до самого лагеря. По оценкам Ливия, потери карфагенян составили восемь тысяч человек и пять слонов, а из армии Марцелла погибло тысяча семьсот римлян и более тысячи трехсот союзников. Возможно, впрочем, что соотношение потерь было и несколько другим, по крайней мере, когда на следующую ночь Ганнибал снялся с лагеря и ушел в Бруттий, Марцелл не смог его преследовать из-за большого количества раненых (Ливий, XXVII, 13, 8–13; 14).
Не менее успешно, чем у Марцелла, шли дела у консула Фульвия Флакка. Ему, выдав пунийские гарнизоны, сдались жители Гирпинской области и Лукании. Вероятно, осознав все преимущества милостивого обращения со своими союзниками и учитывая, что сам Ганнибал находится неподалеку, Фульвий Флакк никак не наказывал их за прошлую измену, ограничившись только словесными упреками. Плоды от такой политики последовали незамедлительно: скоро к Фульвию Флакку явились братья Вибий и Пакций, наиболее могущественные из бруттиев, в чьих землях пунийцы в последние годы действовали очень активно. Они предлагали консулу снова принять под власть Рима их племя на тех же условиях, что и гирпинов с луканцами. О том, согласился Фульвий или нет, Ливий ничего не говорит, но это было уже не столь важно (трудно предположить, чтобы Фульвий отказался). Факт был в том, что Ганнибал не мог рассчитывать на верность последних племен юга Италии, если только он сам не находился на их территории (Ливий, XXVII, 15, 2–3).
Тем временем армия Фабия Максима продвигалась к Таренту. Попутно им была взята Мандурия, где римлянам досталась большая добыча и до трех тысяч пленных. После этого Фабий подошел к самому Таренту и расположил свой лагерь напротив акрополя, в то время как с моря город блокировал римский флот, снаряженный всеми необходимыми для штурма метательными и стенобитными машинами (Ливий, XXVII, 15, 4–6).
Положение тарентинцев было незавидным, поскольку, как в свое время капуанцам, в борьбе с осаждающими им приходилось рассчитывать почти исключительно на собственные силы: армия Ганнибала была в Бруттии, а карфагенский флот ушел к Коркире для поддержки наступления, которое Филипп V собирался развернуть против Этолийского союза. Возможно, горожанам и удалось бы продержаться до подхода Ганнибала, но все решил случай, добавивший в кровавую историю войны долю романтики. Так как оставленный в городе карфагенский гарнизон был очень небольшим, его начальник Карталон пополнил его отрядом бруттиев, командир которого оказался влюблен в женщину, чей брат служил в осаждающей город армии Фабия Максима. Из письма сестры солдату стало известно, что она завела отношения с богатым и уважаемым чужеземцем (возможно, он узнал также должность бруттия), и решив, что этим можно воспользоваться, он доложил обо всем консулу. Фабий Максим отнесся ко всему услышанному всерьез и приказал ему под видом перебежчика проникнуть в Тарент. Там солдат с помощью сестры познакомился с командиром бруттийского отряда и, опять же, не без ее участия уговорил его пропустить римлян через подконтрольный ему участок стены. Все обсудив, перебежчик выбрался из города и сообщил о результатах своей миссии Фабию (Ливий, XXVII, 15, 9–12; Аппиан, Ганнибал, 49).
В назначенную ночь консул незаметно для осажденных подвел штурмовой отряд к восточной стороне города, а по его сигналу из акрополя, с постов, охраняющих гавань, и подошедших к берегу кораблей раздались звуки труб, призывающие к атаке. Хотя реально ни на одном из направлений штурм так и не начался и дело ограничилось отвлекающими маневрами, город охватила паника. Тихо было только на восточном участке, обороной которого руководил Демократ, ранее командовавший тарентинским флотом. Слыша раздающиеся повсюду звуки тревоги, по которым можно было подумать, что в город уже вступил враг, он не выдержал и увел своих людей к акрополю, от которого доносился наибольший шум. Не ушли только бруттии, так же как и их командир, готовые сдать город римлянам. Именно этого и ожидал Фабий Максим, тут же направивший к опустевшим укреплениям припасенный ранее отряд. Римляне без труда преодолели стену, оставшиеся бруттии помогли им подняться. Ближайшие ворота были взломаны, и через них прошли уже основные силы осаждавших (Ливий, XXVII, 15, 13–19).