Ожидать ответных действий вождям пришлось недолго. Сразу после того, как пришедшим из-под Сукрона легионерам было выплачено обещанное жалованье, римская армия во главе со Сципионом выступила из Нового Карфагена и уже через две недели находилась в виду иберийского лагеря. Между ними лежало поле, окруженное горами, и Сципион решил, что место хорошо подходит для засады. Чтобы выманить неприятеля, он приказал пасти перед вражеским лагерем скот. Иберы не выдержали соблазна и попытались его отбить, но были вначале встречены велитами, а потом смяты и частично окружены всадниками Гая Лелия, заранее скрытыми за отрогом одной из гор. Однако эта неудача ничуть не уменьшила решимости Индибила и Мандония, которые на следующий же день дали римлянам новое сражение. Ширина долины была недостаточной, чтобы в ней могло развернуться все иберийское войско, и около трети пехоты заняли позицию на склоне холма. Сципион использовал особенности рельефа местности по-другому: строю илергетов и лацетанов противостояла только пехота, а конница Гая Лелия осуществляла по холмам обходный маневр в тыл вражескому войску. Иберы и на этот раз поняли замысел римского полководца только тогда, когда отступать было уже поздно. Блокированные спереди и сзади, они храбро защищались, и все те, кто сражался в самой долине, были перебиты до последнего человека. Таким образом, если верить данным Ливия, из восставших пало примерно двенадцать тысяч пехотинцев и две с половиной тысячи всадников, еще три тысячи были взяты в плен при последующем захвате лагеря; у римлян погибло около тысячи двухсот человек и было ранено около трех тысяч. Те из илергетов и лацетанов, что стояли на склоне холма, вообще не вступили в сражение и без труда спаслись, равно как и сами Индибил с Мандонием (Полибий, XI, 31; 32; 33, 1–6; Ливий, XXVIII, 32; 33; 34, 1–2).
Продолжать сопротивление было бессмысленно, и единственное, что оставалось Индибилу и Мандонию, – это капитулировать, понадеявшись на милость победителя. Выход оказался вовсе неплохим: вопреки принятой римлянами традиции отношения к побежденным народам, Сципион не только никого не казнил, но даже не потребовал заложников или сдачи оружия, и все, чем пришлось пожертвовать иберам, – это определенная денежная сумма для выплаты жалованья легионерам (Ливий, XXVIII, 34, 1–11). Всякому трезво мыслящему человеку (и Сципиону в том числе) должно было быть ясно: несмотря на победу, гарантий верности илергетов и лацетанов не было никаких, и ничто не мешало им снова восстать, если римлянам вдруг опять изменит удача или иберам надоест их присутствие. Но и в проявленном Сципионом, казалось бы, легкомысленном милосердии был свой практический расчет. Он был уверен, что Индибил и Мандоний с готовностью пойдут на его условия и в ближайшее время будут вести себя тихо, что даст ему формальное основание объявить об окончательном замирении Испании и установлении там власти Рима. С такими заслугами победа Сципиона на консульских выборах, до которых оставались считаные месяцы, была делом почти решенным. Получив же новую должность, он должен был получить и новую провинцию, так что обстановка в Испании уже в следующем году его, вероятно, не очень беспокоила.
(Преемникам Сципиона в Испании действительно очень скоро пришлось расхлебывать последствия его политики. Летом следующего, 205 г. до н. э. Индибил начал новое восстание, рассудив, что теперь у римлян в Испании нет достойного полководца и настало время вернуть себе свободу. В решающем сражении объединенная армия проконсулов Луция Лентула и Луция Манлия Ацидина наголову разгромила войска иберийских племен. Индибил с честью пал в бою, а Мандоний и другие вожди, повинные в восстании, были выданы римлянам и казнены. С иберов стребовали годовую дань в двукратном размере, полугодовой запас зерна, плащи и тоги для войска и заложников от почти тридцати племен (Ливий, XXIX, 1, 19–26; 2; 3, 1–5).