Наиболее часто повторяемая реконструкция римской модели пехотного боя основывается на пересказе отрывка из восьмой книги «Истории Рима» Тита Ливия, где описываются события IV в. до н. э. (Латинская война 340 г. до н. э.). В соответствии с ним боевое построение тяжелой пехоты легиона состояло из трех линий; первую занимали манипулы гастатов, между которыми оставались интервалы. Во второй линии стояли манипулы принципов, а в третьей – триариев, при этом каждый манипул стоял напротив интервала между манипулами предыдущей линии. Перед тяжелой пехотой в рассыпном строю стояли велиты, а фланги прикрывала конница – справа римская, слева союзная. Первыми в бой вступали велиты, осыпая неприятеля градом метательных снарядов, что в некоторых случаях само по себе могло причинить большие потери и предопределить исход сражения. После этого наступала очередь тяжелой пехоты, которая действовала следующим образом:
«Когда войско выстраивалось в таком порядке, первыми в бой вступали гастаты. Если они оказывались не в состоянии опрокинуть врага, то постепенно отходили назад, занимая промежутки в рядах принципов. Тогда в бой шли принципы, а гастаты следовали за ними. Триарии под своими знаменами стояли на правом колене, выставив вперед левую ногу и уперев плечо в щит, а копья, угрожающе торчащие вверх, втыкали в землю; строй их щетинился, словно частокол.
Если и принципы не добивались в битве успеха, они шаг за шагом отступали к триариям (потому и говорят, когда приходится туго, «дело дошло до триариев»). Триарии, приняв принципов и гастатов в промежутки между своими рядами, поднимались, быстро смыкали строй, как бы закрывая ходы и выходы и нападая на врага единой сплошной стеною, не имея уже за спиной никакой поддержки. Это оказывалось для врагов самым страшным, ведь, думая, что преследуют побежденных, они вдруг видят, как впереди внезапно вырастает новый строй, еще более многочисленный» (Ливий, VIII, 8, 9–13).
Несмотря на то что в течение вот уже столетий многие исследователи относятся к этому рассказу совершенно некритически, его содержание не может не вызывать вопросов. Если с тактикой действия пехоты эллинистических государств обычно все ясно – ощетинившись копьями, мощная фаланга стремилась опрокинуть противника силой своего напора в ближнем бою (похоже действовали и воины большинства варварских племен, например кельтов, с той разницей, что они не придерживались четкого строя и в меньшей степени использовали копья), то здесь мы наблюдаем совсем другую картину, каждый элемент которой требует пристального внимания.
В отличие от фаланги, римский боевой порядок состоит из десятков сравнительно небольших отрядов. Первое его преимущество очевидно и никаких сомнений не вызывает: во время сближения с противником, особенно по достаточно неровной местности, манипулам гораздо легче сохранить свой строй, чем большой и неуклюжей фаланге. Что же касается непосредственно боевого столкновения, то здесь определить цель именно такого построения и действия легионеров намного сложнее.
Начать с того, что точно не известно, какова была глубина строя манипула. Исходя из того что всего в центурии (у гастатов и принципов) было шестьдесят человек, теоретически они могли составить от двух до пятнадцати шеренг. Наиболее реалистичным выглядит построение, насчитывающее от трех до шести шеренг, при этом если шеренг было три, то центурии, из которых состояли манипулы, располагались исключительно бок о бок (об этом упоминает Полибий (VI, 24, 8), если же их было четыре или шесть, то центурии могли стоять в затылок друг другу (это, в свою очередь, отчасти подтверждается тем, что главного центуриона манипулы называли передний (prior), а младшего – задний (posterior). Также из источников остается не ясным, сохранялись ли промежутки между манипулами, когда они вступали в рукопашную. Еще один вопрос вызывают слова Полибия о различных дистанциях между легионерами в шеренгах во время боя, которые могли составлять три либо шесть футов (соответственно около 90 и 180 см).
Этрусский воин. Деталь погребальной алебастровой урны. II в. до н. э. Этрусский музей, Вольтерра, Италия.
В результате из-за подобных темных мест многие исследователи предлагают свои, зачастую очень сильно отличающиеся друг от друга версии действий тяжелой пехоты римского легиона. В качестве примера хочется привести теорию Питера Конноли: