Войны новых технологий

Гибридные коммуникации представляют собой информационные потоки, в рамках которых скрыта реальная цель коммуникатора. Это как бы лектор, читающий лекцию не для того, чтобы дать знания, а чтобы скрыть их. Слушатель может с восхищением воспринимать это, но он все равно будет обманут.

Глава шестая

Диффузные войны От войны гибридной к войне диффузной

Гибридная война сегодня как бы вышла из ограничений реальности, став событием более гигантского масштаба, поскольку о ней написано больше, чем она заслуживает, так как ее «пионерские» варианты существовали и раньше (см. и нашу книгу на тему гибридной войны [1]).

Сегодняшний мир изменился. Впервые он стал чужим для очень большого количества людей. Причем он «чужой» по-разному: для американцев, которые в ответ избирают Трампа; для британцев, которые уходят из ЕС; и для украинцев, на глазах теряющих свое будущее.

Неуверенность, смена ценностей, различные модели мира у разных поколений говорят о хаосе в головах, поэтому совершенно понятен российский подход к гибридной войне, цель которого – создание хаоса, неуверенности в атакуемой стране, его явное усиление, касается ли это Украины, стран Балтии или таких европейских стран, как Франция или Германия.

То есть к своим собственным тенденциям, ведущим к хаосу, Россия в эти страны добавляет свои информационные вбросы. Кстати, это полностью соответствует и российскому пониманию рефлексивного управления, лежащего в основе российского подхода к информационным войнам. По-другому оно именуется управлением противником, то есть в первую очередь это управление восприятием, когда не столько важен факт, как его интерпретация.

К. Чиввис выделяет такие три характеристики российского варианта гибридной войны [2]:

• минимизация использования традиционной военной силы;

• постоянное проведение вне традиционного деления на войну и мир;

• центрированность на населении.

Отмеченная ситуация «ни войны, ни мира» долгое время не дает возможности адекватно реагировать на ситуацию, развивающуюся как бы в случайном режиме.

Добавим сюда еще одну характеристику – перед нами дешевая для агрессора война не только психологически, поскольку официально ее нет, и не надо оправдываться перед собственным населением, но и экономически. С. Алексашенко, например, считает, что она обходится России, вместе с войной в Сирии, приблизительно полутора процентов бюджета, что особо не отражается на экономике [3].

Мы же можем добавить, что тратится то, что можно обозначить как «информационные деньги», поскольку, например, из Украины надо было делать образ врага. Под «информационными деньгами» следует понимать не только финансирование нужного телевизионного потока, но и такие большие «инвестиции», как доверие, правда и прочие характеристики социального и символического капитала. Они были полностью потрачены российской властью, поэтому она не имеет пути назад, что и отразилось на ином уровне сегодняшних протестных акций. Власть потеряла доверие и из-за вмешательства в украинские события.

И. Задорин справедливо подчеркнул, что протесты стали восприниматься по-другому потому, что меняется мнение большинства [4]. Несогласные есть всегда и везде, но их действия могут оцениваться по-разному. Можно категорически возражать, а можно сочувственно смотреть. Отсюда вывод, что социологам следует более внимательно отслеживать не так протестующее меньшинство, как молчаливое большинство.

Целью России также является управление своим пространством интернета. Исследователи пишут, что Россия идет по пути Китая к созданию закрытого национального интернета [5]. Это связано с желанием побеждать нарративы традиционных медиа. В любом случае это действия в информационной сфере, причем в той, которая пока является наименее управляемой со стороны государства из-за не иерархической природы интернета.

Гибридная война – это в первую очередь информационно-коммуникативная технология, призванная влиять на социальные процессы в чужой стране. Именно под таким углом зрения можно смотреть на гибридную войну. Работа на чужой территории сближает это военное направление с таким мирным инструментарием, как мягкая сила (см. [6–7]). Естественно, что она стоит ближе к жесткой силе, образуя такую триаду: мягкая сила – гибридная война – жесткая сила (обычная война).

Возникло внимание к еще одному варианту «мирных» войн. О диффузных, рассеянных войнах заговорил С. Кургинян. Как бы ни относиться к этой фигуре, но следует признать, что он очень чувствителен именно к подобному теневому инструментарию. Этот тип войны совершенно не ощущается. Кургинян приводит фразу спецназовцев по этому поводу, передающую парадоксальность ситуации: «Враг нас предал» [8]. Чужие фигуры могут расставляться и не действовать. Но когда они все оказываются на своем месте, уже невозможно никакое противодействие.