Войны новых технологий

По сути, обе стороны хотели обхитрить друг друга, но в результате проиграла только советская сторона. Вот мнение о том, как принималось решение: Громыко, чье министерство участвовало в подготовке текстов, удалось убедить Политбюро, что гуманитарные требования Запада – всего лишь слова. «Мы сами хозяева в своей стране», – сказал он. Было решено в Союзе туманно упоминать о гуманитарных пунктах соглашений. Брежнев надеялся, что они пройдут незамеченными, но он ошибся» [3]. А ошибся потому, что было развернуто диссидентское движение за выполнение требований третьей корзины, тем более что сам договор был опубликован в советской печати. И такая кампания развернулась по всему миру. В этот период советские лидеры уже хотели выглядеть миролюбивыми перед Западом, поэтому начали двигаться в запрограммированном поведении.

Но откуда взялась третья корзина, какова ее история? Одним из ее авторов был К. Мельник, долгая жизнь которого была связана с разными спецслужбами (Франции, Ватикана и США). Автором идеи третьей корзины он называет ватиканского адвоката, своего друга Жана Виоле. В своей книге «Современная разведка и шпионаж» он отдает под рассказ только одно примечание [4]. Мельник говорит, что три года они лоббировали идею, а сам он передал ее американцам в ЦРУ, с которыми сотрудничал (см. интервью Мельника, повествующие о его жизни [5–6]).

Наиболее полно Мельник рассказывает о Хельсинкской корзине в интервью журналу «Итоги»: «В шестидесятые-семидесятые у меня началось активное общение с мэтром Виоле, адвокатом Ватикана. Это был один из самых мощных агентов влияния в Западной Европе. Его усилия и поддержка Папы Римского ускорили франко-германское примирение, этот юрист стоял и в основе Хельсинского декларации по безопасности и сотрудничеству в Европе. Вместе с метром Виоле я участвовал в разработке некоторых положений этого глобального документа. Брежнев тогда добивался признания статус-кво послевоенных континентальных границ, а Запад рычал: „Этого не будет никогда!” Но Виоле, хорошо знал советские реалии и кремлевскую номенклатуру, успокаивал западных политиков: „Глупости! Следует признать нынешние европейские границы. Но оговорить это Москве единственным условием: свободным перемещением людей и идей”. В семьдесят втором году, за три года до конференции в Хельсинки, мы предложили западным лидерам проект этого документа. История подтвердила нашу правоту: само выполнение Третьего корзины оказалось неприемлемым для коммунистов. Многие советские политики – и Горбачев в частности – признают потом, что распад Советского Союза начался как раз с гуманитарного конфликта – из-за противоречия между словами и делами Кремля и его сателлитов…» [7].