Войны новых технологий

17. Мацевич В. Нужно срочно разворачивать информационное сопротивление российской пропаганде // eurobelarus.info/news/policy/ 2016/11/28/vladimir-matskevich-nuzhno-srochno-razvorachivat.html.

18. Мацевич В. Российская пропаганда может раздавить Беларусь // udf.by/news/politic/148804-vladimir-mackevich-rossiyskaya-propaganda-mozhet-razdavit-belarus.html.

19. Эйдман И. Машина дезинформации едет на Запад // blog.classic.newsru.com/article/29nov2016/propaganda.

20. Гусейнов Г. Похороны эпохи // ru.rfi.fr/rossiya/20161002-pokhorony-epokhi.

Гибридная – не означает совершенно новый тип войны

Мы много писали о прошлых теоретиках гибридной войны, включая Хоффмана [1], однако оказалось, что одновременно существует богатая практика, что вполне естественно, поскольку и прошлый, и наш век стали примерами активного использования этих методов. В прошлом веке причиной скрытого характера войны было противостояние Запада и Востока, так что реальные действия приходилось часто скрывать и той, и другой стороне. А наш век оказался очень сильным в плане роста негосударственных акторов, которые по своей силе вышли на уровень государственных армий.

Дополнительно к существованию прошлой практики следует подчеркнуть то, что сегодня информационный инструментарий позволяет достигать нужных результатов без применения оружия. К тому же возник не только информационный, но и финансовый, экономический, торговый, когда страну также могут заставить подчиниться чужой воле.

Религия и идеология прошлого также были инструментарием, но уже виртуального пространства. Они могли опираться в своем продвижении на применение оружия, а могли двигаться и без него, поскольку были воздействием в ментальной сфере. Отсюда возникает понятие когнитивной войны, когда воздействие оказывается направленным на изменение картины мира человека. Перестройка была, по сути, такого рода когнитивной войной, в результате которого «герои» прошлого этапа стали «врагами» в новом, и наоборот. Когнитивная война ведется без выстрелов, но не с менее значимыми потерями, чем война традиционная. Но традиционная видит в качестве своей цели тело противника, а когнитивная – его разум. И если уничтожение тела требует физического контакта, то трансформация разума может вестись дистанционно.

Д. Джонсон в своем описании войны Израиля (Ливан, Газа) [2–3] отталкивается от определения гибридной угрозы у Ф. Хоффмана, который задает ее следующим образом: «Любой противник, который одновременно и адаптивно использует смесь обычного вооружения, нерегулярной тактики, терроризма и криминального поведения на поле битвы для достижения своих политических целей» [4].

При этом Хоффман подчеркивает следующие проблемы, возникающие при поиске определения:

• модус или структура: определение должно отражать модус борьбы или структуру противника (комбинацию государственных, негосударственных акторов, иностранных бойцов);

• одновременность: необходимо использовать четыре разных модуса конфликта или демонстрировать возможность использования;

• объединение: объединять нужно разные силы или разные модусы конфликта;

• мультимодальность: достаточно использовать все четыре модуса конфликта, чтобы быть гибридным, или достаточно трех из четырех;

• криминальность: является ли криминальность умышленным модусом конфликта или источником его поддержки.

Как видим, Хоффман в своем определении ответил на эти вопросы, но одновременно он продемонстрировал те «развилки», которые у него возникали. Характерно, что Хоффман убирает из своего определения «разрушающую технологию», но добавляет в него «разрушающее социальное поведение» или криминальность в качестве своей четвертой модальности.

Исходный вопрос Джонсона был таким – какая армия нужна США для победы над будущим противником? Ответ пришел в комментарии Ф. Боббита: «Война двадцать первого столетия: аутсорсинговая, децентрализованная, националистическая, этническая» (цит. по [5]). Он приходит к такому выводу, исходя из того, что меняется сущность государства, а за ним и войны, поскольку государство задает контекст войны.

Именно такую модель видят и основные теоретики контрповстанческой войны Дж. Аркилла и Д. Килкаллен. В свое время Дж. Аркилла сформировал американское понимание кибервойны, сетевой войны и информационных операций [6–8], а Д. Килкаллен доказал зависимость войны с повстанцами от их поддержки с населением, введя свой термин «население-центричной» войны, в отличие от войны, ориентированной на врага [9]. То есть опять перед нами война, направленная не на уничтожение физического тела противника, а на трансформацию разума поддерживающего его населения.