Войны распавшейся империи. От Горбачева до Путина

Так, многие из мусульманских уголовных авторитетов (Надыр Хачилаев, Хож-Ахмед Нухаев, Рыспек Актамбаев и многие другие) считаются преступниками только с европейской точки зрения. Эти люди облагали данью только тех, кто, по их мнению, занимался нечестным бизнесом, выбивали деньги у действительно задолжавших людей. То есть они нарушали законы западной юриспруденции, но отнюдь не нормы мусульманского права. Когда, находясь в Киргизии, я как-то посетовал на то, что с получением депутатского мандата Рыспеком Акматбаевым происходит легализация власти уголовников, местные киргизы мгновенно оборвали меня: «Не вмешивайтесь в наши дела, у вас, у русских, свои законы и обычаи, у нас, у киргизов, свои».

«Мы формируем государственные структуры, исходя из законов шариата. Так называемое римское право, европейские законы для чеченцев противоестественны. Они нами не воспринимаются, и поэтому нарушаются. Для формирования законодательства нам нужна такая база, которая принималась бы народом. Подобной базой для чеченского народа является ислам. Иначе мы получим неуправляемую вооруженную массу, которая создаст много проблем для всех, в том числе и для России. Поэтому пугаться ислама не надо. И помогать нам в строительстве исламского государства должны все, в том числе и Россия», — убеждал меня в 1996 году тогдашний «министр иностранных дел Чечни-Ичкерии» Мовлади Удугов.

Приходится признать, что точка зрения Удугова не лишена оснований. Причем, как это ни печально, западноевропейские демократические институты оказались малоэффективны не только в Чечне, но и во многих других мусульманских регионах Северного Кавказа и Центральной Азии.

Глава XIV. Сербские парадоксы

1. Иррациональная любовь

«Зачем ты говоришь на фашистском языке?!» — почти кричал на меня официант в белградском кафе, к которому я обратился по — английски. «Американцы бомбят нас, славян! Говори по-русски. Сербы и русские — братья и должны быть вместе».

Это было в Белграде во время натовских бомбежек Югославии накануне вторжения войск коалиции в Косово.

Любовь сербов к русским в 90-е годы прошлого столетия была почти иррациональной. В местных кафе звучала песня: «Нас и русских 300 миллионов». Беседуя со мной, сербы часто говорили, что у них есть такая присказка: «Мы верим только в Бога и Россию!». Но к этому обожанию примешивалось и недоумение, помноженное на обиду: «Ну когда же вы придете к нам на помощь?!».

В 1995 году я присутствовал в Белграде на встрече депутата Госдумы Владимира Лукина с местной творческой интеллигенцией. Речь шла о войне в Боснии. Слово взял какой-то сербский писатель.

— Когда мы смотрим американские фильмы, то восхищаемся их мужеством, храбростью. Мы, сербы и русские, должны быть такими же! Дайте же нам, наконец, оружие, чтобы мы могли защищаться! — в глазах этого грузного седого мужчины стояли слезы.

При этом взгляды сербов мне, как «пламенному» демократу в то время, откровенно не нравились. Так, очень многие из них ненавидели Ельцина, но почти все восхищались Жириновским.

Цетин — древнюю столицу Черногории — мне вызвалась бесплатно показать красивая местная девушка. Она демонстрировала мне, как русскому, подчеркнутое внимание и доброжелательность. Увы, наши взгляды отличались принципиально.

— Посмотрите на эти великолепные монастыри, храмы! Черногория — это часть единого Православного Мира, центром которого является Россия. Сегодня Запад хочет уничтожить нашу цивилизацию. Нас пытаются поссорить между собой. Пытаются расколоть единые народы: сербов с черногорцами, русских с украинцами! Русские, опомнитесь!

2. Косовская история

Ганди с исламским оттенком

В первый раз я приехал в Косово в 1998 году, приблизительно за полгода до начала натовских бомбардировок Югославии. На первый взгляд столица автономии Приштина производила впечатление типичного провинциального балканского города. Много зелени, несколько неплохих ресторанов. Горожане здесь явно никуда не спешили, а проводили дни в кафе за чашечкой крепчайшего кофе, чей аромат доминировал на улицах города. Казалось, войной в городе и «не пахнет».

Но все же при более пристальном рассмотрении становилось ясным, что Приштина — очень необычный город. Сербы и местные албанцы (их также называют косоварами) жили в «параллельных мирах». Они посещали разные магазины, рестораны, библиотеки. Даже система образования у албанцев была своя. Этот добровольный апартеид был изобретением албанского диссидента и мыслителя Ибрагима Ругова, прозванного «балканским Ганди». Ругова провозгласил принцип «ненасильственного сопротивления» югославским властям: жить так, как будто их и не существует.

Такой апартеид пришелся по вкусу не только албанцам, но и сербам, которые не хотели иметь «ничего общего с этими дикарями». Как я убедился, взаимная ненависть просто зашкаливала.