Согласно полученному приказанию, имею счастье донести, что сегодня, в 9 часов утра, был у графа Ламздорфа и сообщил ему телеграмму Гюнсбурга и проект ответа. Ламздорф начал с того, что хотел закинуться, принявши ответный проект за навязываемую ему редакцию; я его успокоил, сказавши, что здесь только выражается потребность и соображения к наилучшему ее удовлетворению. Тогда установилось соглашение, что он сегодня представит на благовоззрение то, что уже по этому поводу сделал, и то, что имеется им в виду еще сделать.
Хотя граф Ламздорф и хорохорился, но имел угнетенный вид.
К делу литья масла на волнения чувств Ламздорфа я приступил следующим образом: извинившись, что, может быть, вступаю по личной инициативе в область очень деликатных вопросов, я просил поверить в искренность доброжелательных своих стремлений и поэтому не отказать во взаимности. Затем сообщил свое наблюдение, что ваше императорское величество мне показались вчера очень гневными и непривычно суровыми, при этом я подметил недовольство по его адресу. Ничего не зная из случившегося и имея все-таки данные знать, что по существу ничего такого нет, что могло бы породить подобные явления, я все невольно приписываю какому-то недоразумению, которое после разъяснения само собою падет. Графу я тогда предложил свои слабые услуги, как услуги доброжелательного для него лица, с очень ограниченными средствами, но с доброй волею, исходящей из искреннего желания не усложнить, а упростить обстоятельства.
Граф Ламздорф тогда начал мне говорить о своей profession de foi, которая сводится к тому, что он правдив, прямолинеен и глубоко предан своему монарху, беспрекословно исполнителен, но просит лишь об одном: чтобы воля была бы ему непосредственно высказана и ему было бы позволено в том же порядке высказать свое мнение; что он заметил, что за последнее время он утратил доверие, и тогда он считал своим долгом, зная доброту вашего императорского величества, облегчить государю освободиться от неугодного слуги; что он не имеет сознания, что не делал бы все посильно и что, может быть, если бы он много знал ранее, то поступил бы лучше, но он не знал, а злой воли у него не было.
Из всего слышанного мною я мог понять, что гр. Ламздорф напуган тем, что сделал, но себе ложно представляет положение: он думает, что предрешено его совершенно (его ведомство) отстранить от дел Д. Востока, тогда как предначертано только собрать на месте сведения и распоряжения в одном центральном пункте, сам же этот пункт находится под руководительством государя, которого сознательный секретарь по политическим делам есть министр иностранных дел. Этих разъяснений я графу Ламздорфу дать не мог, так как этим бы обнаружил знакомство с его запиской.
Статс-секретарь А.
29-го мая 1903 гг. С.П.-бург.
Письмо А. Безобразова Николаю II. 2 июня 1903 г.
Ваше императорское величество.
Завтра, 3-го июня, надеюсь с божьей помощью выехать и 16-го числа прибыть в Артур. Военный министр должен там быть 17-го, так что я успею предварительно переговорить с адм. Алексеевым. Вчера кончил передачу журнала совещания участвовавшим членам и уговоры с ними.
С гр. Ламздорфом пришел к нижеследующему исполнительному конкрету: ему желательно получить перечень тех минимальных требований, которые вызываются намеченной целью, а именно — сохранением и сбережением нашего нормального политического и экономического положения на Дальнем Востоке. Эти требования должны составить существо тех гарантий, которые предъявятся Китаю и для аргументационной поддержки которых министерство иностранных дел располагает необходимыми средствами. С министром финансов я договорился, в присутствии Вонлярлярского, касательно вновь образовавшегося товарищества и согласования совместного образа действий по фушунским копям, судоходству по Ляохе и вопросам текущих сношений. О том, что со мной едет жандарм, министр финансов уже знал и отнесся к этому довольно нервно; но я счел полезным его успокоить, сказавши, что специалиста по полицейской части я везу с собой для надобностей адмирала Алексеева, который, во вновь намеченном своем положении, нуждается в сведущем в этом отношении человеке.
При прощании я просил министра финансов за Моисея Гюнсбурга от себя, чтобы он его представил бы в коммерции советники, на что получил согласие; мне кажется, что рассчитаться таким образом с Гюнсбургом — момент, для пользы дела, выбран удачный.