Воины Солнца и Грома

Коней действительно не было. Со стороны дороги, ведущей в Пантикапей, доносились конский топот, громкий смех и заливистый лай.

– Веселятся, мерзавцы, чтоб их Аид поглотил! Этот Левий, сын Гиркана, и раньше развлекался конокрадством, – сжал кулаки Рее.

– Ворье, а не чародеи! Чтоб вас вайюги к Барастыру [10] утащили! – погрозил Инисмей плетью вслед магам. Ардагаст закусил губу, на глаза его навернулись слезы. Он, рос, остался без коня! Кто он теперь в степи – бездомный бродяга, хуже раба. Но нет, пока острый акинак с ним, он – воин, пусть и не прошедший посвящения! А воин обид не прощает. Его долг – защищать племя, свое или приютившее его. А его, Ардагаста, приютил сам наследник царя боспорцев.

– Что мы стоим! Побежали в город! – призывно махнул рукой росич. – Эти колдуны с демонами там такого натворят…

– Что мы им сделаем? Они же демоны… – Всегда решительный боспорский царевич теперь выглядел растерянным, чуть ли не жалким.

– А я все думал: чего боятся потомки Аспурга, степного богатыря? Тебя, наверно, няньки демонами пугали, – ехидно проговорил Инисмей.

– Да они трусы, демоны эти! Как рабы, ползали перед чернокнижником. Даже перед собакой его! Нечего их бояться. Рес! – тронул эллина за руку Ардагаст.

Одному Рескупориду и в голову бы не пришло сражаться с демонами. Но если какие-то двое сарматов, да еще моложе его, считают внука Аспурга трусом…

– А как вы с ними биться будете, герои Скифии? Ладно, подскажу. Демоны могут быть и телесными, и бестелесными. В городе бесчинствовать они наверняка будут в теле. Значит, железом их можно убить. Вперед, воины степи!

На бегу Инисмей сказал:

– Слушайте, а почему они нас не видели? Не иначе, моего амулета испугались – кукиша серебряного.

– У нас тоже нечисть кукишем отгоняют, – кивнул Ардагаст. – Только мой оберег сильнее: четыре грифона, на которых Даждьбог ездит, пятый – он сам!

– А у меня – голова Горгоны, да еще из драконьего зуба вырезана. Если демоны не окаменеют, так хоть ослабеют, – сказал Рес. – Ох, и здоровые они, как кабаны!

– Кабанов лучше всего колоть акинаком, – беззаботно ответил Инисмей.

Наконец они подбежали к воротам. Рес замолотил кулаками в дубовые створки:

– Открывайте, быстрее! Я царевич Рескупорид! Скрипнуло окошко, и в нем показалась заросшая рыжей бородой красноносая физиономия.

– А я Гераклий, сын Демофонта, начальник караула. Твой отец, да хранят его боги, приказал: тебя в город после захода солнца не пускать. Чтобы не бегал по девчонкам-рыбачкам.

– Ни по каким девчонкам я сегодня не бегал. Перед нами два всадника с собакой ехали, ты что, их пропустил?

– Никаких всадников тут не было!

Из-за стены явственно донеслись крики, шум.

– Гераклий, открой, во имя Зевса! Это некроманты, они вас заворожили. А в городе сейчас демоны!

– Ах, демоны! – Гераклий потянул носом. – Вином от вас не пахнет. Значит, нюхали зелье из конопли, которым сарматы демонов вызывают. Ничего, до утра головы на свежем воздухе-то проветрятся.

Окошко со стуком захлопнулось. Рес с досады двинул в ворота ногой.

– В рудники попадешь, в каменоломни, сын блудницы!

Инисмей усмехнулся и показал аркан:

– Они его на дорогу бросили: ловите, мол, пешие конных. А я подобрал.

Мальчики побежали вдоль стены. Между воротами и ближайшей башней сармат захлестнул арканом зубец, и трое перебрались через стену раньше, чем стражники успели подбежать. Поднимать тревогу и гоняться за царевичем по ночным улицам Гераклий, впрочем, не стал. А мальчики уже бежали со всех ног – туда, где ночную тьму рассеивал огонь пожаров, откуда тянуло гарью, а крики людей заглушали ревущие, нечеловеческие возгласы: «Именем Яхве, бога иудеев!»

По улицам Пантикапея словно пронесся ураган или, скорее, прошла орда. Всюду – сорванные двери и калитки, проломленные стены, горящие дома. На мостовой валялись трупы – с переломанными костями, размозженными головами, вывороченными внутренностями. Здесь горожанин бессильно потрясал кулаками над телом кого-то из близких. Там простоволосая девушка в изодранной, окровавленной одежде истошно кричала, рвалась куда-то, а пожилая женщина, видимо мать, с трудом ее удерживала. Немолодой гончар причитал над перебитыми амфорами и кувшинами и разрушенным горном. Враз поседевшая женщина дико выла, прижимая к груди тельце ребенка. А какие-то молодцы уже вылезали с полными мешками явно не из своих домов.

Ардагасту вспомнился набег орды языгов на село, возле которого они с Вышатой жили в лесу. Такие же горящие дома и изуродованные трупы. Волхв тогда обморочил степняков, и они не смогли найти спрятавшихся в лесу людей. А потом языгов разбила дружина Сауаспа и не один день пировала за счет благодарных венедов…

А впереди все громче звучало: «Именем бога иудеев, бога Авраама, Исаака и Иакова!» Ардагаст не читал книги Иисуса Навина и не мог сравнить кочевых израильтян с их потомками, которые сейчас, дрожа от ужаса в своих домах, молили Яхве пощадить Пантикапей, как Ниневию во дни пророка Ионы.

Наконец трое оказались у высокой ограды, из-за которой раздавался противный, ехидный голос Мовшаэля: