В темных глазах сына Фарзоя не было ни враждебности, ни даже высокомерия. Просто царевич был доволен, что ему есть чем похвастаться перед полусарматом с далекой лесной окраины. И Ардагаст, простовато улыбнувшись, спросил:
– Сын Неба – это кто из богов?
– Это не бог, это царь. Он правит далеко на востоке, и подданных у него больше, чем у Нерона, великого царя ромеев. Шелк когда-нибудь видел?
– Видел, и не раз.
– Вот его и ткут в стране Сына Неба. Есть там такие червяки, что сами нитки делают.
– Червяки? Ну врешь!
– Пусть меня Хорс сожжет, если вру!
Хорсом-Солнцем ни в степи, ни в лесу зря не клялись. Ардагаст почувствовал: если кому и можно верить в этом городе торгашей и обманщиков, то только сыну Фарзоя. Да и самого Фарзоя венеды считали строгим, но справедливым. Ведь он хотя бы запретил Сауаспу собирать дань рабами и никому не позволял ходить в набеги на венедов.
А с улицы уже доносились крики:
– Справедливости! Справедливости! Где царь Котис? Сарматы бьют и калечат людей среди бела дня!
Толпа в полсотни человек собралась перед пропилеями. Чернявого на этот раз не было видно, но его молодчики сгрудились за спиной важного грека в синем гиматии, потрясавшего окровавленной рукой.
– Царя нет, он с Фарзоем на охоте! А царица еще не вернулась из храма Афродиты Апатуры! – пытался перекричать толпу бородатый начальник стражи.
– Тогда пусть к нам выйдет царевич Рескупорид! Подмигнув Ардагасту, Инисмей сложил ладони лодочкой у рта и крикнул:
– Рес, выходи! Базарное ворье к тебе на поклон пришло!
Потом обернулся к росичу и сказал:
– Рескупорид – хороший парень. Он любит, когда его называют Рес – был такой фракийский царь, греки его под Троей из засады убили, а то бы им Трои не взять. Здешние цари сами родом из Фракии.
Во двор вышел мальчик лет пятнадцати с красивым гордым лицом, в белом хитоне с золотым шитьем и небрежно накинутом красном гиматии. Длинные густые волосы делали его похожим на сармата.
– Привет, Инисмей! Ты что, убежал из гимнасия?
– Нет, гимнасиарх выгнал. Харикл, Спевсиппов сын, хватал мальчишек за что не надо, а я его взял да бросил в бассейн, да так, что он перед тем по ступенькам носом проехался.
– Правильно сделал! Сынок папаши стоит. А это кто?
– Ардагаст, царевич росов.
– Сын Сауаспа?
– Нет, племянник. Он только что на агоре дал плетью Клеарху Меченому по роже, а Спевсиппу по рукам за то, что они его коня украли.
Рескупорид от души расхохотался и хлопнул Ардагаста по плечу:
– Молодец, рос! Отделал двух главных пантикапейских воров. Один ворует в домах и на улицах, а другой – в казне. Ого, Спевсипп еще и жаловаться пришел! Ну я ему покажу…
Боспорский царевич, приняв величественный вид, появился между колоннами. Оба сармата встали рядом, положив руки на увенчанные кольцами рукояти акинаков и поигрывая плетьми. Спевсипп, стоявший на несколько ступеней ниже, протянул руки к Рескупориду.
– Справедливости, царевич, правосудия! Эти два варвара украли коня, только что купленного мною на агоре, а потом принялись рубить и хлестать безвинных людей и топтать их товары. Не иначе, они приносили жертву кровожадному скифскому Арею…
– Жертву нашему Арею-Ортагну приносят не так. Сначала режут горло. Потом собирают кровь и поливают ею священный старинный меч. Потом отсекают голову и правую руку. И все это делают не на базаре, а среди степи, на куче хвороста выше твоего дома. И нужна для этого кровь воина, а не базарного вора и обманщика.
Говоря все это, Инисмей строил самые зверские рожи и показывал обнаженным акинаком, как исполняются описываемые им обряды.
– А коня украли не у него, а у меня. Он – скупщик краденого! Пусть Солнце лишит меня своего света, если я лгу! – сказал Ардагаст.
– Да кто поверит твоим клятвам, безродный степной бродяга?! – вскричал Спевсипп.
– Для сармата, тем более царской крови, такой клятвы достаточно, – твердо произнес Рескупорид. – А тебе, Спевсипп, с конями не везет. Недавно купил табун, угнанный у скифского царя. Где ты потом прятался от разъяренных скифов? Говорят, в навозной яме…
Многие в толпе засмеялись. Спевсипп театрально воздел руки.
– О Зевс, что ждет нас при таком царе? Плачьте, эллины, ибо грядет варварское иго, и от него вас может спасти только милость богов… или дружественная рука Рима. – Он зловеще усмехнулся в лицо Рескупориду. – А какой у Боспора наследник, я расскажу не твоему отцу, а почтенному Валерию Рубрию, послу Рима.
– Которого ты надул с шерстью, – бросил царевич в спину уходящему Спевсиппу. Толпа, поворчав, рассеялась, а Рескупорид все стоял, сложив руки, и мрачно смотрел на небольшой храм с колоннами напротив дворца.
– Почему ты не велел его схватить? – спросил Ардагаст. – Сам же говорил – он вор.
– Почему? А потому, что он – Гай Юлий Спевсипп, римский гражданин. А мой отец – Тиберий Юлий Котис, друг кесаря и римского народа. И этот город – не Пантикапей, а Кесария. А этот храм – здешний Капитолий, и молятся там вместо бога – Нерону, то есть его гению-покровителю. А мой дядя Митридат уже пятнадцать лет томится в Риме – за то, что хотел возродить царство нашего предка Митридата Евпатора.